А в голове мысли, одна другой дурней. Топаем за ним, как бараны. А он ведь даже и не объяснил, куда идем? На сталкера не похож. И не мародер, вроде. Тогда кто он, твердь его, такой? Сам-то он как в этой глухомани оказался? Среди ночи?..
Незнакомец остановился, воткнул посох в землю перед собой. Положил на него обе руки.
— Пришли.
— Куда пришли?
Выбежав вперед, Баламут посветил фонариком вперед, потом по сторонам. Не видно ни зги.
— Здесь нет ни черта!
Баламут начал психовать. Похоже, ему тоже не давала покоя мысль о том, кто этот странный тип, спасший их от кровососов? И — куда он их ведет? Даже если они в темноте сбились с пути, все равно, до ближайшего убежища сутки нужно топать. Не меньше. Даже схрона мало-мальски обустроенного поблизости нет. Нет! Уж это-то Баламут знал точно. Когда они только вырвались из сарая с кровососами, им всем, понятное дело, все равно было, кто и куда их ведет. Главное, был человек, которые вытащил их из ловушки и повел за собой. Теперь же хотелось понять, что все это значит? Или, может быть, лучше спросить, какой во всем этом смысл? Если, конечно, предположить, что смысл был хоть в чем-то.
Незнакомец повернул голову в сторону Баламута. Лицо закрыто широким, низко опушенным капюшоном.
— Ты просто не умеешь смотреть, — произнес он так спокойно и уверенно, что Баламут не нашел, что ответить. И на всякий случай еще раз посветил фонариком по сторонам.
Он снова ничего не увидел. Но почему-то не решился сказать об этом. Незнакомец внушал ему, нет, не страх, а что-то посерьезнее страха. Страх можно побороть. Страх можно подавить. От страха можно обезуметь. Страхом можно даже упиваться. В любом случае, страх — это определенно команда, включающая защитные системы организма. То, что чувствовал Баламут, находясь рядом с незнакомцем, подавляло его, заставляло подчиниться. Если бы он вдруг сдуру или со злости направил ствол на чужака с посохом, то — грязь радиоактивная! — он не смог бы нажать на спусковой крючок. Почему? А черт его знает! Не смог бы — и все тут!
— Как там раненый? — не оборачиваясь, спросил незнакомец.
Цербер посмотрел назад. Посветил подствольным фонариком. Голем лежал на волокуше неподвижно. Голова свешена на плечо. Рука подвернута под тело. Он казался мертвым. И именно потому, что казался, Цербер понял — жив еще, курилка. За то время, что он Зону топтал, Цербер повидал немало мертвых. Намного больше, чем нормальный человек видит за всю свою жизнь. Хотя, наверное, меньше, чем дипломированный патологоанатом. В общем, он знал, как выглядят мертвецы.
— Жив еще, — Цербер ладонью вытер воду с лица.
— Ну, тогда отдай свой рюкзак и оружие приятелям, а раненого сажай на закорки.
— Зачем?
— Дальше с волокушей не пройти, — Церберу показалось, что незнакомец усмехнулся. Хотя, конечно, он мог и ослышаться. — Да ты не бойся, идти осталось немного.
Цербер, так же, как и Баламут, чувствовал, что спорить с незнакомцем бесполезно. То есть, поспорить, конечно, можно. Вернее, можно начать спорить. И — все. Потому что чужак с посохом не даст втянуть себя в спор. Он простой пойдет дальше своей дорогой, предоставив сталкерам самим решать, что делать — остаться или последовать за ним. И, раз он говорит, что нужно тащить Голема на себе — значит так надо. Все. Точка. Обсуждению не подлежит.
Цербер избавился от оружия и амуниции. Присел на корточки. Наснас поднял безжизненное тело Голема и взвалил его Церберу на спину. Цербер ремнем зафиксировал руки Голема в запястьях, подхватил его под коленки и, крякнув, поднялся а ноги.
— Идете за мной, один за другим, четко, след в след, — сказал незнакомец. — Не останавливаться. Не смотреть по сторонам. Только себе под ноги. Шаг в сторону и — привет.
— В каком смысле «привет»? — спросил Наснас.
— Сам догадайся, — ответил незнакомец.
И, так и не посмотрев назад, зашагал дальше.
Шлеп! Шлеп! Шлеп!
Ноги расползаются в жидкой грязи.
Цербер ступал, широко расставляя ноги, боясь упасть. Сзади его страховал Наснас. Баламут замыкал цепочку.
Незнакомец с посохом все так же уверенно вышагивал впереди. Но, все же, несколько снизил темп, чтобы идущие следом не отстали.
И вдруг остановился.
— Все. Пришли.
Сталкеры, все время глядевшие под ноги, вскинули головы. Будто опомнившись.
Что за чудо?
Они стояли возле высокого крыльца крепкого бревенчатого дома. С выкрашенными стенами. С застекленными окошками. С целенькой черепичной крышей. С красной кирпичной трубой, из которой тянуло дымком. Дом, определенно, был жилой.
— Это что еще такое? — только и смог выговорить Баламут.
— Это мой дом, — ответил незнакомец и, стукая посохом по ступенькам, поднялся на крыльцо.
Отодвинув щеколду, он открыл дверь. Щелкнул выключатель, и в прихожей загорелся свет.
— Мама Зона! — произнес негромко Наснас. — Да это просто пансионат какой-то!
В прихожей было тепло, как будто в доме работал обогреватель, и, что самое главное, сухо!
— Скидывайте здесь всю мокрую одежду, — велел незнакомец.
— Так ведь до гола придется раздеться, — заметил Баламут.
— Не боись, дам во что завернуться.
Сам он поставил посох в углу, снял мокрый плащ, встряхнул и повесил на гвоздь. Стянул сапоги, аккуратно поставил их в угол и сунул ноги в домашние тапочки. Одежда под плащом у него была совершенно сухая. На голову он натянул серую бейсболку с вышитыми красным буквами «GCS» на тулье и натянул козырек едва не до самого носа. Ладно, что видны остались только широкий, тяжелый подбородок и тонкие, бледные губы. Как он сам-то видел то, что происходит вокруг?
— А его куда? — спросил Цербер, все еще державший Голема на закорках.
— Его тоже разденьте, — незнакомец открыл обитую черным дерматином дверь и скрылся за ней.
— Ну, как вам ситуация? — спросил у друзей Баламут.
— Нормально.
Цербер сел на корточки и Наснас помог ему уложить Голема на пол.
— Странное место, — Баламут посмотрел по сторонам.
Вообще-то, ничего странного вокруг не было. Прихожая обычного деревенского дома. Пол из некрашеных досок. Длинная скамья, на которой стоят три бадьи, прикрытые крышками, и два жестяных ведра с водой. Старый шкаф с застекленными дверцами, набитый такими же старыми, никому давно не нужными журналами и газетами. Застеленный клеенкой стол, заваленный кучей хлама. Уличная одежда, развешенная на вбитых в стену гвоздях. Ничто из этого не могло вызвать удивления. Если бы дело происходило не в Зоне. В Зоне так не живут. В Зоне любое жилое место — это надежно защищенная огневая точка. Иначе здесь не выжить.
— Все лучше, чем в сарае с кровососами, — усмехнулся Цербер и начал стаскивать с себя мокрую, хоть выжимай, одежду.
Сейчас ему совершенно не хотелось думать о том, что это за дом такой и кто его хозяин? Хотелось поскорее переодеться во что-нибудь сухое, согреться и выпить горячего, крепкого чая. Если хозяин предложит.
Голем по-прежнему был без сознания. Раненый дышал неровно, прерывисто. Всхлипывая порой так, что, казалось, это его последний вздох. Даже, когда его раздевали, он, казалось, ничего не чувствовал. Повязку с глаз, пусть и насквозь мокрую, снять не рискнули. Лубок же, фиксировавший сломанную ногу, пришлось убрать. Бедро Голема выглядело жутко. Из широкой, рваной раны торчал острый обломок бедренной кости. Сломавшаяся кость чудом не задела бедренную артерию, иначе бы Голем умер от массированной кровопотери. Само бедро опухло, отекло и выглядело, как большой кусок хорошенько отбитого и успевшего подтухнуть мяса. Был ли на свете такой чудо-доктор, которому удалось бы спасти и сохранить эту искалеченную ногу? Если и был, так уж, точно, не в Зоне. Что ему тут делать?
Обитая дерматином дверь распахнулась.
— Держите!
Хозяин кинул сталкерам три простыни. Одну в желто-красную полосочку, другую — в цветочек, третью — с нарисованными зайчиками.
— Что это? — спросил Баламут.
— Ваша одежда.
— Это шутка?