Репнин быстро все записал и вышел, а я повернулся к Демидову, который смотрел на меня очень внимательно, слегка прищурившись, словно что-то вычислял про себя. Я же коротко улыбнулся и указал на стол.
— Еще чаю? — вот съем пару бубликов и к нашим восточным друзьям перейдем плавно.
Глава 7
У меня оставалось немного времени, чтобы настроиться на предстоящий разговор с моими востоковедами. Основной вопрос, который я хотел с ними обсудить, касался не отношений цинского Пекина с Джунгарским ханством, и даже не отношений калмыков с каждым из них по отдельности. Эти отношения были всегда очень запутанными, как и все, что касалось Востока, и равно непредсказуемые. Ну, Восток – дело тонкое.
Пока Митька убирал со стола остатки нашего чаепития с Демидовым, я обдумывал проблему со связью, точнее с ее отсутствием, а также то, каким образом свалить ту трудность, которую я так и не смог преодолеть при создании телеграфа на радиосигналах. Из-за которой я вынужден изгаляться с проводами, точнее с их изоляцией. А не смог я воспроизвести радиопередатчик Герца, или хотя бы какой-нибудь его аналог из того дерьма и палок, что были мне доступны. Точнее, я не сумел воссоздать катушку Румкорфа. Вот, казалось бы, я – кандидат физических наук и тут такое фиаско. А все потому, что я все эти катушки всегда воспринимал как обычные расходники. Мне в голову не приходило, что надо бы поучиться их собирать. Естественно, я знал принцип их работы, и даже из чего они состоят, но, как оказалось, знать и уметь делать – это две разные вещи. Не понимаю, каким образом, герои немногочисленных книг, что я прочитал про различные попадания, умудрялись буквально на необитаемом острове изобрести и соорудить чуть ли не синхрофазотрон. Это как смастрячить машину времени в джакузи. Или, может быть, это у меня руки не из того места растут? И вот у меня теперь моральная проблема – кому-нибудь подкинуть эту гениальную идею, чтобы товарищ опередил и Румкорфа и Герца, и, чем черт не шутит, забрал их славу себе. И я даже знаю кандидата, который может попробовать с данными вещицами повозиться. Когда там Михайло Ломоносов должен в Москву приехать?
— Государь Петр Алексеевич, тут такое дело, — в кабинет вошел взъерошенный Репнин. — Посланник австрийский прибыл.
— Что? — я повернулся к нему, даже не пытаясь скрыть своего удивления. За окном сияло яркое, все еще зимнее солнце, тяжелые шторы был распахнуты, и в кабинете было настолько светло, что видно было как в луче играют пылинки, поднятые в воздух нашими движениями. — Так быстро? Вроде бы еще даже курьер до места не доехал.
— Его раньше отправили, и, это не посол, государь, — Репнин протянул руку и попытался пригладить свои растрепанные волосы.
— Что значит «не посол», а кто тогда? — я потер лоб. Что значит это прибытие? Почему сейчас?
— Посланник, приехавший специально, дабы принести весть государю императору Российскому, — Репнин оставил попытки пригладить волосы.
— И где этот посланник?
— Так за дверьми стоит, — мой адъютант совершенно растерялся, а мне стало любопытно, это что за посланник такой, который сумел пробиться через все кордоны и буквально ворваться ко мне без назначенной встречи. — Нижайше просит соизволения говорить с государем императором.
— Это очень интересно, — я медленно направился к столу. — А Кер с Бакуниным еще не явились?
— Пока нет, — Репнин покачал головой. — Так ведь ты назначил им только через час, государь Петр Алексеевич.
— А, ну да, конечно же, через час. Тогда зови посланника, послушаем, что он нам скажет.
Репнин кивнул и пошел к дверям. Выйдя, он распахнул створки и громко произнес:
— Граф фон Хаугвиц Фридрих Вильгельм к его императорскому величеству, — отступив чуть в сторону, он пропустил изрядно возмущенного графа, который нервно одергивал богатый камзол, одновременно поправляя на голове парик.
— Ваше императорское величество, — увидев меня, он прекратил дергать камзол и склонился в глубоком придворном поклоне. — Как счастлив лицезреть я вас в полном здравии. Весть о вашей болезни достигла Вены и мой господин и повелитель был весьма огорчен подобным известием.
— Но ведь не только известие о моем недуге заставило вас проделать такой тяжелый путь? — я пристально смотрел на графа, и даже не пытался быть гостеприимным. Во всяком случае, сесть я ему не предложил.
— Вы правы, ваше императорское величество, я прибыл не только, чтобы удостовериться в вашем добром здравии, но и доставить радостную весть от моего господина вам как его союзнику и родственнику, дабы вы порадовались вместе с ним, потому что его ликование уже не может вместиться в границах нашей благословенной империи.