— А иноземцы? — Ушаков снова потер лоб. Он уже не успевал за некоторыми событиями, которые выходили за пределы его полномочий, но не собирался оставаться в неведении, наверстывая знания, ограничивая себя в отдыхе. Я уже пенял ему, чтобы не загонял себя, потому как я не представлял, кем смогу заменить его на занимаемом им посту, но он только отмахивался от моих слов, ведя очень активный образ жизни.
— А иноземцы только золотом и серебром, — жестко отрезал я, сворачивая карту.
— Значит, хочешь хвост Ост-Индейской компании прижать, — Ушаков снова потер подбородок. — Не опасно?
— А мы тут при чем? Это цинцы совсем закрыться хотят. А с нами торгуют, так серебро нужно, и мы не пытаемся нахрапом брать, в отличие от тех же англичан. Не сумели приспособиться, ну, я могу письмо с соболезнованием отправить своему царственному собрату Георгу, — я плечами пожал. — Шетарди заявился?
— Едет еще, — махнул рукой Шереметьев, которого, похоже, засосала Коллегия иностранных дел. Он очень увлекся всеми этими хитросплетениями и уже начал понемногу в них разбираться. Я вздохнул с облегчением, потому что должность главы, после ареста Остермана, оставалась до сих пор вакантной. — Да, я тут подумал, может, голубиную связь наладить? А то курьер слишком долго доставляет некоторые депеши, — он слегка покраснел, но упрямо вскинул подбородок, ожидая моего ответа.
— Я думал об этом, — кивнув, я подошел к одному из сундуков с подарками. — Вот на себя создание сети и возьми. Голубятни во всех городах на казенный кошт поставить надобно. К концу недели расчеты приготовь, сколько денег из казны понадобится на содержание. И еще, голуби только государственные должны быть, отдельным указом. Ежели заплатит кто, то письмецо, так уж и быть, переправим. Но частные голубятни только по особому разрешению содержать, я каждое прошение сам рассматривать буду, — мне нужна была связь. Когда я делал свой телеграф, то не думал, что столкнусь со столькими трудностями в его использовании. А быстрая связь была мне как воздух необходима, поэтому я уже подумал о голубях, да вот Петька первым сообразил, что новым может быть очень хорошо забытое старое. — Еще что по иноземцам сказывают?
— Османы послов отправили, — отрапортовал Шереметьев.
— Откуда знаешь? — я удивленно посмотрел на него.
— Так Андрей Иванович за Шетарди следит, вот и дошло до нас, что османы встретились с ним по дороге и имели беседу.
— С Шетарди? Ты ничего не путаешь? — я почувствовал, как дернулся глаз. — При чем здесь Шетарди?
— Так они же во Францию едут, с Людовиком разговаривать, а больше с кузеном его Людовиком Орлеанским, — я моргнул. Зачем они едут с ними говорить? И о чем шведский посол болтает с Лизкой?
— Вот что, организуйте мне охоту, — я открыл замок на сундуке ключом, протянутым мне Кером. — И царевну Елизавету оповести, Юрий Никитич, что жду ее с нетерпением, чтобы зверя покрупнее вместе загнать, — Репнин кивнул, я же рывком открыл сундук, но, прежде чем приступит к изучению содержимого под любопытными взглядами, повернулся к Керу. — Завтра же приступайте к переговорам, Георгий Яковлевич. Цинцев к калмыкам не допускать, пока мы к определенным договоренностям не придем. Богдыхан не идиот, и прекрасно понимает, что за военную помощь придется расплачиваться.
— Я возьму карту, государь? — я кивнул, и Кер забрал брошенную на стол карту, на которой я рисовал предполагаемую границу. Я же убрал наваленное сверху сено, или что это такое защищало содержимое и вытащил книгу. Повертел ее в руках и пожал плечами, и как я буду ее читать? Китайский я не знаю от слова совсем. Ладно, отдам Керу для перевода, когда освободится, пускай поработает. Но, прежде, чем отложить книгу в сторону, я ее открыл и едва не подавился, увидев, что она написана на кириллице. Прочитав то, что было написано на первой странице, я задумчиво посмотрел на каждого моего ближника рассеянным взглядом, а затем снова перевел его на книгу. Буквы, складывающиеся в слова, никуда не исчезли, тогда я начал судорожно листать этот труд, прекрасно понимая, что китайцы сунули мне в подарки именно ее, для того, чтобы хоть таким образом сохранить свое наследие от маньчжуров, которые повсеместно его сейчас уничтожали. Для всех остальных русских – это была всего лишь книга, но я-то знал ее ценность, особенно сейчас в надвигающейся стремительно войне.