Но духота нарастала, и я бочком-бочком выскользнул через распахнутое французское окно в парк.
На меня сразу же обрушилась прохлада. Весна в конце апреля все еще не давала жаре окончательно обрушиться на Париж, делая жизнь в нем совершенно невыносимой. Так, например, ночи все еще были довольно холодными, и придворные не разъезжались по своим имениям, спасаясь от смрада большого города на лоне природы. Вдохнув полной грудью, я прошел немного по темной аллее, стараясь не уходить далеко, потому что про этот парк ходили различные слухи и не все они были веселыми.
— Ох, это же были мои новые чулки, — раздавшийся неподалеку нежный женский голос заставил напрячься. Подсознательно я ожидал, что ему вторит мужской, но ничего подобного не происходило, и это было как минимум любопытно. — Да еще и кровь, ну почему я такая неуклюжая?
Любопытство усилилось, я сделал несколько шагов по тропинке, которая делала резкий поворот под углом в девяносто градусов, где я сразу же наткнулся на сидящую прямо на тропинке девушку.
— Что с вами приключилось, мадмуазель? — я присел на корточки, чтобы не напугать ее, возвышаясь всем своим немалым ростом.
— Ой, — она шарахнулась от меня, и тут же всхлипнула, хватаясь за колено правой ноги.
— Тише-тише, я вовсе не хотел вас пугать, просто меня не учили проходить мимо попавшей в беду женщины, — я поднял руки в универсальном жесте, показывающим добрые намерения. — Я так понимаю, вы упали? — она кивнула. В ярком свете луны парк выглядел все более интересным: одновременно зловещим и романтичным. А раздававшаяся из замка музыка лишь усиливала впечатления. — Позвольте вам помочь, — я встал и решительно протянул ей руку. Она недолго колебалась, затем вложила свою маленькую изящную ладошку в мою ладонь, которую от мозолей не спасали даже перчатки. Хорошо хоть от настолько долгой верховой езды ноги колесом не выгнуло. — Здесь недалеко я видел беседку. Если вы позволите, мы расположимся там, и я помогу вам осмотреть повреждения. Они могут быть довольно опасными, знаете ли.
— Вы один из русских офицеров, сопровождающих герцогиню Орлеанскую? — девушка поднялась и тут же охнула, но я подхватил ее за талию, помогая устоять на ногах.
— Да, разрешите представиться, подпоручик Петр Михайлов, — держать ее было приятно. Девчушка была совсем молоденькая, худенькая, но у нее была теплая, нежная кожа, а еще от нее пахло свежескошенной травой. Да она бунтарка, которая похоже свалила из замка, чтобы искупаться в каком-нибудь из многочисленных прудов, разбросанных по парку. За прудами следили гораздо более тщательно, чем за собственным телом, чтобы золотые рыбки, невероятно чувствительные к различным загрязнениям, не передохли.
— Я увидела какую-то тень, когда возвращалась от… — она закусила губу, а затем гордо вскинула голову и продолжила. — Я купалась в озере, возле павильона Венеры, — я хмыкнул, ну вот, как хорошо оказаться правым. — Вас это не шокировало?
— Нет, — я негромко рассмеялся. — У нас в России действует строгий приказ императора, говорящий о том, что тело должно содержаться в чистоте, а нарушившего приказ ждет наказание. Вот граф Шереметьев однажды оказался на конюшне и отведал плетей, когда осмелился явиться ко двору, не освежившись перед этим.
— Правда? — в голосе девушке послышался смех. — О, я буду смаковать эту новость, правда, мне никто не поверит, — она вздохнула. — Да и рассказывать мне ее особо некому. Я практически не жила в Париже и у меня нет здесь подруг.
— И где же вы приобрели эти замашки русалки? — мы добрались до беседки, и я помог ей сесть на удобную лавочку, размышляя, каким образом задрать ей юбки, чтобы осмотреть рану и не напугать до полусмерти, потому что она точно подумает, что я хочу совершить над ней насилие.
— Я воспитывалась в монастыре кармелиток, что в Булони. Там были строгие нравы, и сестры заставляли нас дважды в день мыть руки, лицо и шею, а когда… эм, — она замялась, но потом продолжила говорить, хоть тема была крайне деликатной. Я даже головой покачал, надо же какая сила духа. И тут же одернул себя, осторожней, так можно и голову потерять. — Когда у девушек проявлялись их женские дни, сестры заставляли скоблить тело почти ежедневно, чтобы смыть с себя все следы первородного греха и убрать женскую сущность. Вот только мы привыкли, — она снова вздохнула. — Как оказалось, очень сложно не бежать к тазу, хоть и с ледяной водой, чтобы утром не умыться. Но священники, да и лекари говорят, что это вредно, что монастырь защищен святостью сестер, а в светских обителях открытые поры становятся открытыми воротами для болезней.