— Я слышал, что это один итальянец придумал подобную вещь, — медленно проговорил я, вытаскивая золотой.
— Итальянец не мог придумать то, чем пользовался еще благословенный Сулейман Первый и Хюррем-султан, если только он не украл эти знания, — хозяин аж побагровел от такого несправедливого на его взгляд обвинения.
— Я верю, и беру эту штуковину… тоже три, — и я кинул на прилавок золотой, который исчез едва ли не быстрее, чем успел коснуться почерневшего от времени дерева.
Мы вышли из лавки, и я снова быстро зашагал по тропинке. Румянцев догнал меня и пошел рядом.
— Я могу узнать, государь, зачем…
— А почему бы и нет? — я покосился на графа. — Елизавета, теперь уже герцогиня Орлеанская, выделила значительную сумму денег, чтобы я построил большую мыловарню, чтобы мыло стало дешево и доступно даже беднякам. Конечно, разное качество мыла будет порождать разные цены, это естественный процесс. Но, почему бы наряду с мылом не делать что-то еще? Вот эту мазь, например, — я потряс холщовой сумкой, в которую торговец упаковал мои покупки, которые стоили, конечно, меньше золотого, так что на сумку я мог рассчитывать. — Задать Юдину задачу, рассказать про историю Хюррем, которую до сераля звали Роксоланой, и чтобы он обязательно упомянул про то, что своим успехом она была обязана именно вот таким интересным вещицам. Ну и название погромче, что-нибудь типа: «Из глубин сераля в вашу баню», — я не выдержал и хохотнул. — А вообще это благодатная тема. Вот кто знает толк в омовениях, так это османы. Так что и у них есть чему поучиться, потому что, знаешь, Александр Иванович, чего у османов мало? — он покачал головой, а я глядя на тропинку сразу же ответил. — У них мало болезней, которые принимают вид ужасных жатв. Так что да, я пойду на многое, чтобы научить тому же мой народ, если в итоге это убережет его от беды.
И тут мы вышли к живописному пруду, на берегу которого раскинулась беседка, внешне напоминающая каменный грот. На берегу располагались в произвольном порядке огромные плоские камни, и было так легко представить, что на одном из этих камней, нагретых солнцем, сидит Филиппа, распустив длинные черные волосы, чтобы они быстрее высохли после купания. Мне на глаза попалось какое-то белое пятно. Подойдя поближе, я увидел, что это была раскрытая книга. Значит, мы действительно нашли это место, которое так любила принцесса. Но почему она ушла, оставив тут книгу… Внезапно я вспомнил обстоятельства нашего знакомства – она бежала, потому что была уверена, что за ней кто-то следит.
— Филиппа, — я быстро вошел в грот, но он был пуст. — Филиппа!
Тут, словно в ответ на мой призыв, невдалеке раздался женский крик. Бросив книгу и сумку с купленными восточными диковинками, я бросился в ту сторону. Кто бы знал, каким словами я ругал себя за то, что потерял в арабской лавке драгоценные минуты, потому что, в противном случае мог бы быть уже здесь, а не бегать кругами, с ужасом думая, что опоздал.
Раздавшийся совсем близко крик, привел меня к очередному пруду, скорее к большой луже, возле которой какой-то хрен пытался повалить на землю, отчаянно вырывающуюся Филиппу.
— Отпустите меня! — она махнула в очередной раз рукой, и мужик грязно выругался, невольно отшатнувшись, и схватившись за щеку.
— Ах ты, сука… — но этой секундной задержки хватило мне, чтобы одним прыжком оказаться возле Филиппы и встать перед ней.
— Вам же было ясно сказано, сударь, что девушка не жаждет вашего внимания, — я обратил внимание, что Филиппа замерла у меня за спиной, а мужик отнял руку от лица и ощерился. Он был хорошо одет, при шпаге, что являлось прямым доказательством того, что передо мною дворянин. На щеке у него было глубокая кровоточащая царапина, да, доказательства того, что Филиппа не слишком хотела очутиться в его объятьях, были, так сказать, налицо, точнее на лице.
— Отойди, щенок, и не мешай мне. Я уже не первый вечер наблюдаю за этой мещаночкой, и поклялся себе, что буду у нее первым, — понятно, он ее не узнал, и не мог знать, что именно меня, согласно договору, который почти готов, назначили, чтобы быть для нее не просто первым, а единственным.
— Вы ошибаетесь, сударь… — он не дал мне его разочаровать, объявив, что за коронное преступление, а то, что он только что хотел сделать, считалось именно коронным преступлением, полагалась смерть и была эта смерть не особо приятной. Я не сумел всего этого ему объяснить по одной простой причине, он бросился на меня и сумел повалить на землю, точнее, мы упали в пруд. Филиппа завизжала. Ну что ты, маленькая, я с волками один на один выходил, с матерыми, вооруженный лишь кинжалом, так что и с этим весьма озабоченным господином, с божьей помощью, справлюсь.