Такие мирные мысли вились в голове Мики, пока он разговаривал с Юкой о военных делах.
Пегий бык шёл важно, неторопливо, поглядывая с дороги в лес с таким видом, словно хотел сказать: «А ну, сколько тут вас, волков, на один мой рог?»
Подъезжая к госпиталю, Конь стал чаще нюхать воздух, поднимая верхнюю губу. Стал прибавлять шаг. Да вдруг как вздыбится и пошёл вскачь! От неожиданного рывка ребята чуть с воза не свалились. Перепуганный Сивый, которого передние сани дёрнули под уздцы, заржал, а несколько мёрзлых карасей из верхней корзинки свалились на дорогу, словно их выкинула притаившаяся на возу лисичка. Рогатый Конь, всё прибавляя прыти, влетел во двор госпиталя и прямо к кухне.
Поварихи были заняты у плиты и не сразу его увидели. И огорчённый Конь от нетерпения издал такой могучий рёв, что в палатах раненые засмеялись.
— Привет, товарищ водитель! — закричали Мике мальчишки и девчонки из ходячей палаты.
А лежачие потянулись к окошкам. И наконец выбежали поварихи.
— Ах ты умник, вспомнил, где вкусное пойло дают! Ну сейчас угостим.
Вначале Мика несколько огорчился, что столько внимания уделено не ему, а быку. Но затем погордился перед Юкой: никто не обратил внимания а его Сивого. Подумаешь — лошадь в упряжке ходит, вот бык — это другое дело.
И совсем загордился, когда на крыльцо вышел военврач второго ранга и сказал:
— Ах, это вы тут даёте представление! А я думал, что за шум. Пожалуйте, пожалуйте, у нас есть ем вас порадовать!
— И у нас тоже, — похвалился Мика и высыпал из одной корзинки карасей.
На снегу так и засверкала груда золота. Вот это было представление! Военврач даже очки несколько раз протирал, любуясь карасями.
А потом позвал ребят за собой в госпиталь. На них надели белые халаты. И они вошли в палату тихо и важно, как молодые доктора.
Здесь помещались только лежачие раненые в бинтах, в гипсе. Каждый на чистой подушке, под байковым одеялом, на отдельной никелированной койке.
— Вот какие нам надо обеспечить ей условия, — шепнул Мика, кивнув на сестрёнку, острый носик которой задорно торчал из-под одеяла и глаза-смородинки улыбались вошедшим.
Вокруг Галинкиной кровати стояли врачи и медицинские сёстры и чему-то радовались, приглашая ребят.
— Вы полюбуйтесь— чудо у нас какое! Галочка нам фокусы показывает.
Ребята подошли поближе. Девчонка как лежала, так и лежала— носом вверх.
— Ну, Галочка, окажи, как ты можешь! — сказал военврач, кивнув ребятам, куда надо смотреть.
Они взглянули и видели, что из-под одеяла торчат Галинкины ноги, а пальцы а них шевелятся.
— Ну-ну, Галочка, пошевели ещё, пошевели! — наклонилась к ей медицинская сера, словно дивясь
какой-то невидали.
И все заулыбались, любуясь, как двигаются тоненькие пальчики.
«Вот бы мама посмотрела, что вокруг нашей Галочки делается, — подумал Мика. — Рассказать, так не поверит, будто столько взрослых людей могут радоваться тому, что у какой-то маленькой девчонки двигаются пальцы на ногах».
БЕЗ ЛИЦА И БЕЗ НОГИ
Мика улыбнулся, а сам косил глазом в другую сторону. Его внимание привлекла кровать, вокруг которой никого не было. Вся она была туго затянута марлей. Белый полог тускло просвечивал. Под его покровом виднелась девочка, лежавшая неподвижно, как замороженная в ледяном гробу.
Её забинтованные руки были подвешены к спинке кровати. Большие, словно остекленевшие глаза неподвижно смотрели в одну точку. А лица у неё совсем не было. Вместо щёк, лба, подбородка сплошная рана. Невозможно смотреть. А невольно тянет.
«Да что же это такое? Почему её не забинтуют?»
Отвлёк его военврач. Он спросил ребят, как это им удалось так много карасей наловить.
Мальчишки наперебой принялись рассказывать, вызвав смех и шутки раненых. Никто не верил, что карасей из озёр можно выметать мётлами. Все думали, что это рыбацкая побасёнка.
— Кто не верит, пусть проверит! — настаивал Мика. И приглашал всех скорей поправляться да на рыбалку.
У раненых глаза загорелись. Но вот один паренёк, лежавший лицом к стенке, ни разу не повернулся. И сколько ребята ни старались заинтересовать его, так и остался лежать.
Даже, когда прощались, не повернулся. А девочка под пологом всё-таки проводила их глазами. Значит, слушала.
— Спасибо вам, ребята, — сказал военврач, когда вышли в раздевалку, — приезжайте почаще, может быть, и в этом упрямце пробудите интерес к жизни.
— А почему он такой?
— Потерял мальчишка ногу… ну и переживает.
Ребята переглянулись: как это можно «потерять ногу?»
— Операцию я ему сделал отлично. Постарался оставить культю немного ниже колена… Нога уже поживает… скоро можно будет ходить на костыле.
— Значит, отрезали?! — воскликнули ребята хором.
— Да, была раздроблена, гангренозная — пришлось… И вот не хочет теперь жить без ноги! Отвернулся к стенке — и всё. Кормим насильно…
— А с девчонкой что?
— Ах, эта, под марлей… Переломы рук. Ожог всего лица. Его нельзя бинтовать.
— Так и останется?
— Почему же, постараемся сделать ей лицо. Вот как только очистится от нагноения, начнём понемножку наращивать кожу. Будем брать взаймы по кусочку у добрых людей… От каждого понемножку— и девочке лицо!
— Живую кожу надо срезать?
— Да, конечно…
— Проклятые фашисты, с них бы живьём содрать за такое…
— Не простит им человечество, — нахмурился доктор, — час придёт — расплатятся за всё.
Ребята тоже нахмурились.
— Отомстим! — сказал Мика.
— Отомстим! — отозвался Юка.
Им захотелось немедленно очутиться на войне и бить этих подлых гитлеровцев, которые так казнят детей!
Когда они ехали домой, у Мики перед глазами всё была девочка, лишившаяся лица, а Юке не давал покоя мальчишка, повернувшийся к стене. Кто он? Чей такой? Как ему помочь?
— О чём задумался, Юка?
— Да всё об этом парнишке…
— А я о девчонке.
— Подумаешь, какое дело, давай ей свою кожу отдадим. Ты с одной щеки срежешь, а я с другой, вот ей и две сразу.
— Ты скажешь…
— А что — пожалел? Герой тоже, одной щеки жалко. Вот ногу, собери мы хоть сто штук, ему обратно не приделаешь.
— А твой дед-то живёт себе, не тужит при одной ноге!
— Так ведь он старый. Ему что, а мальчишка, наверное, горюет, что. без ноги его на войну не возьмут. Безногий — не боец.
— Как это — не боец? А твой дед, помнишь, про безногого пулемётчика рассказывал, который у Будённого в Первой конной был? Как засядет на боевую тачанку, как прикипит руками к пулемёту… Та-та-та-та! Никакие ему ноги не нужны… Лихие кони мчат!
— Да, дед здорово это рассказывал…
— Давай его попросим съездить в госпиталь да рассказать всё это мальчишке — глядишь, от стенки и отвернётся.
— Правильно!
С таким решением и вернулись возчики в родные Курмыши.