8.3. Обеспечение субъектности России
Возрастающая политическая и экономическая роль России в мировом сообществе предполагает и возрастающую ответственность страны в разрешении проблем глобального и регионального масштаба, возникающих в сложном и небесконфликтном процессе формирования новой многополярной мировой системы. Между тем реальность этого процесса застала врасплох не только стратегов и государственных руководителей западных государств, но и определенную часть российского управленческого класса.
Внутренние разногласия в российской элите с легкой руки Фонда эффективной политики рассматриваются в русле противоречий между «либералами» и «силовиками». Однако эта антитеза настолько же приблизительно характеризует суть стратегического выбора России в начале XXI века, как и интерпретация дискуссий о пути развития России в XIX веке в рамках полемики западников и славянофилов.
По существу центральный вопрос российской внутриэлитной дискуссии сводится не к выбору метода управления и не к симпатиям к той или иной модели общественного устройства, а к пониманию цивилизационно и геоэкономически обусловленного статуса России в мировом сообществе. Как в различных геометрических системах, спор начинается с самого определения. Что такое Россия — самодостаточный национальный организм или составная часть единой глобализованной экономики? Существует ли у России и ее культуры какая-либо миссия в мире или же она обязана продолжать публично каяться за отход от мирового цивилизационного пути? Необходимо ли России быть субъектом геополитики или она может удовлетвориться пассивной ролью на мировых весах, извлекая дивиденды из противоречий между другими игроками? Существует ли у России своя зона геополитических интересов и, соответственно, приоритеты и обязательства на обширном географическом и культурном пространстве, которое ранее занимала Российская империя?
Эти вопросы неразрывно связаны с выбором стратегии внутреннего развития. Нуждается ли Россия в защите внутреннего рынка — или же государство, согласно выражению нынешнего президента Украины, может ограничиться ролью «швейцара, открывающего двери перед иностранными инвесторами»? Должно ли государство проявлять заботу о своих незащищенных гражданах или предоставить их судьбу на волю «невидимой руки рынка»?
Эти вопросы ставятся в российской истории далеко не в первый раз. Ответ на них содержится в реальном опыте государства и общества. Память о трагедиях прошедших веков сохранена не только в камне мемориалов, но и в государственных архивах, в классических трудах русских историков, в анналах российского краеведения и в родовой памяти российских семей.
Документированный исторический опыт свидетельствует о том, что Россия достигала наибольших политических, экономических и военных успехов в те периоды, когда государство, исполняя функции всестороннего централизованного управления, полагалось на внутренние ресурсы, подчиняя свое целеполагание самостоятельному освоению национальных богатств, промышленному и инфраструктурному развитию, защищая внутренний рынок и жизнеспособность национального хозяйства в целях последующей эффективной торгово-экономической и политической экспансии.
Либеральные историки и политологи Запада отождествляют периоды геополитической и экономической слабости России с «позитивными» тенденциями в ее развитии. Уже это обстоятельство, уже сам тот факт, что в трудах западных историков России Екатерина II, Павел I, Александр III и И.В.Сталин неизменно рассматриваются как «негативные» политические фигуры, предполагает определенные выводы. Впрочем, критерии эффективности политической власти следует извлекать не из выводов «от противного», а из той цены, которой обошлась для российской нации слабость ее властителей, высоко ценимых зарубежными аналитиками.
Весьма поучителен и самый свежий опыт отечественной действительности. С радикально-либеральной точки зрения, до недавних пор доминировавшей в крупнейших российских СМИ, государство вообще не обязано заниматься какой-либо стратегией будущего: все решит-де благотворная «невидимая рука», а функции государственных структур сводятся лишь к элементарным полицейским и оборонительным мерам. Однако тот период, когда эта точка зрения наиболее активно транслировалась обществу и его членам — включая должностных лиц и их родственников, ознаменовался самыми массивными, во многом и поныне не преодоленными потерями не только в размере валового внутреннего продукта, но и в качестве исполнения всех без исключения государственных функций, включая правопорядок и оборону.
Между тем даже самые активные энтузиасты свободной торговли при соприкосновении с действительностью государств, диктующих миру либеральные стандарты, обнаруживают, что эти самоназванные индустриальные страны именно по той причине и в той степени остаются индустриальными, в которой их национальные производители пользуются предоставленными государством механизмами защиты внутреннего рынка. Именно в процессе переговоров о вступлении России в ВТО наиболее ярко проявилась практика «двойных стандартов» — сугубо произвольный, вопиюще предвзятый подход к различным странам мира в зависимости от степени их лояльности «провозвестникам мировой демократии», что сегодня является скорее синонимом англо-американского альянса, чем всего сообщества «индустриальных» государств. Если в 90-х годах этот подход оправдывался сугубо идеологическими критериями — приверженностью руководства той или иной страны «идеалам демократии», то в начале XXI века, когда сами провозвестники демократических стандартов ввели в своих государствах беспрецедентные ограничения на личные свободы, из-под идеологического флера вышел на поверхность грубый и примитивный геополитический диктат. Так, по сей день Конгресс США не отменил в отношении России дискриминационную поправку Джексона — Вэника, введенную в наказание за нарушение прав граждан еврейской национальности на эмиграцию. Между тем в отношении ряда бывших советских республик, где правительства откровенно поощряют памятные марши ветеранов нацизма и его карательных подразделений, тот же Конгресс проявляет выборочную снисходительность.
Это лишь один из многих примеров заведомо предвзятого подхода к России, который не изменился ни в период беспрекословной лояльности Москвы к политике западных держав, ни в период отстаивания Россией своей самостоятельности. Не требуется специального образования и многотрудных зарубежных стажировок, чтобы усвоить тот акт, что к России ВСЕГДА будет применяться дискриминационный подход и в экономике, и в вопросах государственной целостности, и в области прав человека, и, само собой, в сфере духовности, благо эта сфера оказывает влияние и на нравственные ориентиры, и на систему ценностей, и на выбор политических союзников и партнеров.
Неприятие этого лицемерного подхода к России не должно закладываться в основу внешней политики, ибо негативная зависимость остается зависимостью. Дискриминация и двойные стандарты, применяемые к России, должны учитываться как постоянный параметр международного политического климата и методично фиксироваться в общественном мнении , чтобы новые неадекватные иллюзии в отношении чужой цивилизации или не возникали вовсе, или легко распознавались как индикатор частной заинтересованности конкретных лиц.
Роль этого постоянного параметра по мере усугубления комплекса политической ревности у западных держав, по мере навязывания России новой «холодной войны» будет неизменно возрастать, снабжая дискриминационные ограничения все новыми привходящими оправданиями. Из этого следует, что уже в самое ближайшее время под давлением внешних обстоятельств российский истеблишмент будет фактически принужден к жесткому стратегическому выбору. Придется решать вопрос о совместимости вовлечения в глобализационный процесс в не самой выгодной роли (в частности, при вступлении в ВТО) и выполнимости перспективных задач развития, сформулированных главой государства, — от выполнения приоритетных национальных проектов до восстановления военно-промышленного комплекса страны. Придется обсуждать оправданность вложения средств национального бюджета в ценные бумаги других государств. Придется переосмысливать представления о стратегическом характере отраслей и производств. Придется реформировать структуру исполнительной власти, в том числе и в особенности ведомств, решающих внешнеполитические задачи, не по заимствованным лекалам абстрактной «оптимизации управления», а в соответствии с национальными интересами.