— Я и есть дурень, — легко пожал плечами я. — Самый настоящий. В зоопарке можно показывать.
— Не надо так говорить, — поморщилась Прекрасная. — Ты… ты вовсе не глупый.
— Глупый, Вася, глупый… — обреченно вздохнул я. — Очень глупый. Меня знаешь, как на селе звали-дразнили?
— Ну?
— Иван-Дурак. Вот — у Василия Васильича Демьянко такой-сякой, ему в кружок надо, все песни популярные знает — под Витаса подделаться может, вот — Степанко такой-сякой, учебу зад… пардон, трудом упорным берет, да он в армии до генерала дослужится… А на меня смотрели одноклассники и хихикали. В глаза Ваней, а за глаза — только Дураком. Никак иначе.
— За что?
— А я почем знаю. Ты у них спроси, кто это придумал. Да только на селе меня исключительно как Дурака и знали. Может, оттого, что за попсой не слежу, может, оттого, что за модой не бегаю, может, оттого, что до девятнадцати лет свое призвание искал — найти не мог, а может, еще отчего…
Василиса смотрела сочувствующе.
— Да, вообще, и царевнам-то несладко приходится, — грустно сказала она. — С пеленок не тому, что нравится, обучают, не за бабочками-кузнечиками бегаешь — за дипломатией да экономикой сидишь. Сестрам-то еще ничего, а мне, "Премудрой", сам бог велел (правда, я лично его повеления не слышала!) За меня как за Прекрасную прочили самого богатого мужа да престол в будущем… нудно это — до тошноты! В школе меня Зубрилой звали. А я и не зубрила ничего, мне все легко давалось… а на самом деле, не хочу я ничего этого — ни престола, ни титулов… хочется просто, чтобы все как у всех… чтоб тихий домик где-нибудь в глуши, добрые соседи, семья надежная… ну, как всем.
Я еще пристальнее стал в нее вглядываться (на днях точно нарисую!) Но она, видимо, это как-то по-своему поняла и добавила:
— Ну и интересненького хочется. Вот как сейчас, чтоб мир спасать…
Тут старушка-одуванчик опять пожевала губами и… заснула.
— У меня оттого и характер вредный, что жизнь собачья…
Мы долго разговаривали; старушка спала и снова жевала губами, в результате чего в конце концов едва не проспала свою остановку; уж она сошла, автобус, наконец, выехал за город, а мы все говорили… об одноклассниках, о физичке Марь Васильне, о русичке Анне Петровне и неразлучных физруках, о спаленном классном журнале… о Васином институте, который она, кстати, еще не закончила… да обо всем.
— КОНЕЧНАЯ!!! — в третий раз повторил водитель, прежде чем мы замолчали и услышали его. — КО-НЕЧ-НА-Я! Девушка, молодой человек, конечная!
Мы переглянулись: мол, что бы понимал в колбасных обрезках! — и, поднявшись, растолкали Волка. Сошли с автобуса и направились в лес.
Удивительно, но Чертов лес, вопреки названию, оказался самым настоящим сказочным лесом. Воздух был просто напоен волшебством, утренняя роса свежо поблескивала на густой траве, сквозь кроны пробивались к земле солнечные лучи. Лес вообще был очень солнечным, из высокой травы озорно торчали красивые, яркие, словно с картинки мухоморы, рыжие задорные подосиновые, пухленькие белые… все как на подбор — крепкие, не червивые.
— Вот это место, это я понимаю! — восторженно провыл Волк.
— А что особенного? — не понял я: Волк любил ельники, и чем гуще, тем лучше.
— Да ты послушай, Ваня! Это же Живой Лес!
— Как это — живой лес?
— Не "живой лес", а Живой Лес! ЖИВОЙ! В нем даже деревья ЖИВЫЕ!
— Древени, что ли? — удивился я. — Волчик, ты не "толкиенулся" часом?
— Древени тут ни при чем! Просто… Сказочный это лес!
Лес точно был сказочным. С этим не спорили ни Василиса, ни я. Меня так вообще обуял дикий восторг, рвавшийся наружу в форме воплей (рвавшийся, но — тьфу-тьфу, не вырвавшийся!) И как-то по-особому ощущалось здесь все. Даже когда Вася сорвала ромашку, мне показалось, что та вздрогнула!
— Ты что! Ей же больно, — понимая всю абсурдность своей реплики, выдавил я.
Как ни странно, девушка тут же остановила попытки сорвать еще один цветок. О, да!.. Здесь все дышало, пело, цвело! Это было просто здорово!
Однако, красивый лес заставляет блуждать порой покруче, чем болото. Через полчаса мы обнаружили, что заблудились. В хлам. В стельку. Ко всем чертям. И главное — все деревья стояли неправдоподобно ровно, даже нельзя было определить, прошли мы уже мимо этого дерева или еще нет. Блуждали-блуждали и решили остановиться на обед.
Вася достала термос с горячей водой (еще в гостинице нагрели) и три "Доширака", залила, поставила. Молча уплели свои порции, Волк съел вяленое мясо, и присели на поваленную березу.
— Эх… водит нас леший, — глубокомысленно изрек Серый Волк, оглядывая поляну.
— Это почему? — не врубились мы с царевной. — Может, это мы сами такие тупые, что все ориентиры потеряли?
— Ага, — усмехнулся Волк. — И я тоже тупой? Коренной обитатель лесов? Видите вон то дерево?
— Ну.
— Когда мы подходили к нему, мох был с той стороны. А теперь с этой. Не мог же он "переехать"?
Я так и вылупился на вышеупомянутое дерево. Парадоксально, но факт: мох действительно ПЕРЕМЕСТИЛСЯ!
— Пойду к нему подойду, — сказал я. — Уж на поляне-то я точно не заблужусь! Надо изучить, может, это не мох вовсе?
Я поднялся, пошел к дереву. Мох не двигался, дерево тоже. Я обошел его со всех сторон, но больше ничего странного не заметил.
— Эй, ребята, по-моему это была всего-навсего галлюцина… — я обернулся и застыл: вместо полянки и друзей у поваленного ствола сзади был совершенно незнакомый участок леса.
— …ция, — потерянно договорил я. — Эй! Василиса! Волк! Ау!..
— У, у, у… — насмешливо ответило эхо.
— Вы где, друзья? Алло! Где вы?..
— В "ы"… в "ы"… — доверчиво пояснило эхо.
— Ау!!!
— У!.. у!.. у!… - снова усмехнулось эхо.
А от друзей ответа не было. Я пошел туда, где, как мне показалось, была наиболее знакомая местность, и… еще больше заблудился.
Я блуждал уже десять минут, и, наконец, мне это надоело.
— Ну хватит надо мной издеваться!!!
— Куда деваться, — как-то очень уж странно брякнуло эхо.
— Так… схожу с ума, — рассудил я. — Мало того, что заблудился, что сам с собой разговариваю, так еще и эхо мои слова перевирает нагло!
И тут где-то, непонятно где, раздался вредный смешок.
— Та-ак… — упер я руки в боки. — Это кто же это надо мной тут издевается?
Таинственный голос снова захихикал.
— Ты кто? Покажись!
— А ты точно этого хочешь? — ехидно осведомился голос.
— Да! — ответил я.
Из ветвей вышло нечто. Я однажды уже видел лешего, но тот был в человеческом облике. А ЭТО… представьте себе большую, ростом в метр сорок шишку, у которой вместо ног и рук толстые сучковатые ветки, и лицо еще из-под чешуек сверху торчит. И вот это личико мне очень мило улыбалось.
— Здравствуй, здравствуй, Иван-Дурак, — произнесла шишка. — Давно ждем тебя тут.
— Я умный, — непонятно с чего вдруг обиделся я. — А зачем вы меня ждете?
— Как — зачем? — ухмыльнулся леший. — Нравишься ты нам. Новоселье тебе готовим.
— Эй-эй-эй! Я переезжать не собираюсь, — возмутился я. — Это кто ж вам меня в жильцы присоветовал?
Леший, кажется, огорчился.
— Нешто тебе, Ваня, лес наш не глянулся? Нешто плохо тут?
А меня не проведешь.
— Лес ваш замечательный просто! Только дело у меня. Вот дело сделаю — обязательно в гости загляну.
— Это какое же дело? — сощурилась шишка с лицом.
— А не скажу. Государственная тайна. Ты, дядя, мне лучше друзей моих верни!
— Ишь, чего захотел — друзей! — расхохотался лесной хозяин. — Может, тебе еще мильён долларов?
— Зачем? — удивился я.
— Ну мало ли! Э-э, нет. Друзей твоих я не отдам. Ты лучше-ка один, один…
— Нет, батюшка, одному скучно!
— Ничего. Еще себе спутников найдешь. Вон там, за лесом, за границей, царство Польское, там знаешь, какая царевна? Агнешкой звать. Волосья длиннющие, глаза аки небо синее, ручки тонкие да белые… а выступает, выступает-то как!