Наконец, Василиса откупорила пузырек с растворителем и сбрызнула несколько перемычек. Капкан распался. Нога ныла и просила пощады.
— Уфф, — с облегчением выдохнул я. — Спасибо тебе, Василек…
— Еще раз назовешь меня Васильком, и я этот капкан тебе обратно надену, — немедленно вспыхнула она.
— А чего я сказал-то?
— Сколько можно повторять, что я на дух не переношу васильки!!!
— Ну хорошо, будешь Ромашкой…
За что, собственно, и схлопотал тапком в лоб.
Вдруг Вася посерьезнела.
— Что у тебя за шкиркой? — сухо поинтересовалась она.
— А что там? — я поспешно снял пиджак. К "шкирке", как эту часть пиджака любезно обозвала Прекрасная, был прицеплен крошечный черный предмет.
— Жучок, — сняв его, прошептала Василиса и отбросила пиджак в сторону. — Жучок. Кому ты давал свой пиджак?
Я напряг память.
— Да никому вроде.
— Точно?
— Точно…
— Точно-точно? И не обнимался ни с кем?
— Нет вроде… хотя… постой! — я хлопнул себя по лбу. — Идиот! Эта актриса, Альбина… она нашла у меня под пиджаком скарабея!
— Так я и знала, что не просто так вокруг тебя эта актрисулька увивается, — фыркнула Василиса. — Я же предупреждала, что надо быть поосторожнее!
— Та-ак… — я напрягся и принялся загибать пальцы. — Отравленное вино — раз. Жучок — два. Ножи в кровати — три. Капкан — четыре. На нас организована целая серия покушений, причем половина из них — прямо в доме министра, что не могло быть без его на то согласия. Так?
— Так, — согласилась Вася.
— О чем это говорит? Правильно, о том, что Германии вообще и ее министру в частности необходимо от нас избавиться. Так?
— Так…
— Вопрос только в том, зачем и почему? Есть какие-нибудь версии?
— Во-первых, царство Фри… Германия может быть в сговоре с Кощеем, — рассудила Василиса.
— Но Германия сейчас в большой дружбе с Русью, и не только формально! — возразил я.
— Тогда, возможно, мы кому-то мешаем?
— Навряд ли, мы вообще тут проездом. А вот простейшая версия — что и министра, и мамзель Шварц проплатили "кощеевцы" — вполне может иметь место. А значит?..
— Значит, нам пора убираться отсюда, и как можно быстрее… я бы даже сказала, немедленно, — продолжила за меня Василиса.
— Точно. Молодец, Васек…
— В глаз получишь!
— Хорошо, Василиса!
— Так-то лучше… что будем делать?
— Это я у тебя хотел спросить, — парировал я.
Она призадумалась.
— Можно… точно! Можно нанять ковролайнера!
— Черта с два, — фыркнул я. — Какое рогатое парнокопытное повезет тебя в пять утра — и раньше я выходить не намерен — аж до самого Тридевятого? Я уж не говорю о дворце-лаборатории на Аляске, куда без поддержки и прикрытия американских спецслужб соваться вообще чистой воды самоубийство!
— А мы ему предложим очень много, — возразил "светоч мудрости", теребя край одеяла.
— Ну, и что мы ему предлагать будем? Тысячу марок? Смешно! Да наши рубли раза в три меньше стоят!
— Зато золотые!
— Ну ладно, с этим я соглашусь… черт с тобой, царевна, попытаем счастья, пока оно не попытало нас. А, кстати, кто все-таки звонил Альбине? — решил рассеять я последние сомнения.
Василиса хитро улыбнулась.
— Ты?
Она помотала головой в знак отрицания.
— Волк?
— Ну а кто же еще!
— А как он узнал, что именно сейчас нужно позвонить?
В ответ я снова увидел лукавую улыбку и скромно опущенные глазки…
— Ладно, спи… дочь коварства и сестра пустынного скорпиона, — не сумел сдержаться от ехидной ухмылочки. — Приятных снов тебе.
— Спасибо, — зевнула Прекрасная и перевернулась на бок, закрывая глаза.
Ну почти как ребенок. Она показалась мне в этот момент такой беззащитной, такой хрупкой, что я невольно вздохнул, отворачиваясь. И хотя ее беззащитность и хрупкость в обычное время была вопросом более чем спорным, гм, я знал это точно — какое-то странное умиление захлестнуло меня. И не умиление даже, а… а… я не знал, как это выразить, но хотелось все сидеть и смотреть, смотреть на эти мирно опущенные ресницы — два маленьких веера вокруг ясных зеленых глаз, на эту золотую прядку, спадающую на румяные ланита, на эту ручку, так спокойно и легко лежащую на подушке… знаю, это странно. Я даже знаю, что вы скажете по этому поводу. Нечего язвить! Мне и Васи хватает, она с утра проснется — опять ехидничать и огрызаться будет… но я смотрел и смотрел, и ровное, мерное дыхание царевны успокаивало меня; осторожно приподняв руку, я вслушался повнимательнее… спит. Стараясь не разбудить, легонько коснулся ее щеки — и поспешно отнял руку. Что это со мной? Не надо было столько пить на банкете! Эдак и влюбиться в эту змеюку недолго. Еще этого не хватало сейчас.
Достал из сумы спальник, разложил на полу, забрался в него с головой и закрыл глаза. Сон не шел.
Пришлось считать овец.
Наутро заявился Волк. Наутро — это часам так к четырем. И, само собой, нас разбудил! Хотя вставать итак надо было; но Василиса пыхтела, как допотопный чайник, который забыли снять с плиты. Серый разбойник, как оказалось, проводил время не хуже нас; впрочем, рассказывать он не стал, сославшись на то, что его личная жизнь не касается русских спецслужб. Что ж, в личную жизнь мы не лезем, что мы, папарацци какие?
Собрались быстро. Министр и его семья еще спали, храп господина Ганса был слышен даже у кухни. Стараясь никого не разбудить, Волк, Василиса и я прокрались к двери и попытались выйти. Но дверь была закрыта на ключ. В ход пошла памятная по приключению с жар-птицей шпилька для волос. Дверь наконец распахнулась, и…
— Хэнде хох! — рыкнул кто-то. Я поднял глаза. Дом окружала шеренга из трех десятков парнишек с мощными мышцами и отражением высочайшего уровня интеллекта на лице. Я слегка похолодел. Волк, напряженно соображая что-то, оглядывался. В руках у "ОМОНа" были чем-то очень знакомые приборы, похожие на небольшую ракету.
— Ч-что у них в руках?.. — слабым голосом просипела Василиса, хватая меня за руку.
Я пригляделся… ноги мои подкосились, а в глазах помутилось.
— Это же базуки!!! — не своим голосом застонал я. Нас окружали.
— Нам не выбраться! — перепугался Серый Волк, отступая назад, к стене.
— Так… что делать… что делать? Что делать?!! — нервничала царевна. — Они же…
— Ад'ин шаг в сторона — и дас ист капут! — коряво попытался вразумить непослушных окруженных один из "ОМОНовцев". — Стой! Куда идет?
— А… ма… я… — в голову ничего не приходило. Может, правду им сказать? Все равно не поверят. — Мы решили не беспокоить… э… герр Ганса и его жену прощанием… и решили… мы… очень торопимся, д-да!
— Найн! Такой почетный гости не могут уходить просто так!
— Э, это п-почему это… н-не могут? — почва, кажется, уходила из-под моих ног… образно выражаясь. — М-мы спешим, вот! Нам больше нельзя тут оставаться!
Солдаты больше не стали препираться, а просто поудобнее перехватили свои базуки. Я нервно огляделся в поисках выхода из ситуации…
— Балбес! — вырвалось у меня. Ну конечно же! Они не станут стрелять в нас, пока мы находимся в непосредственной близости от дома министра, потому что в противном случае капут будет не только нам, но и герр Гансу. Что, само собой, для немцев нежелательно.
— Пятимся к стене! — скомандовал мой язык, воплощая идеи чуть ли не до того, как они приходили в голову. — Пятимся к стене, все!
— Ты с дуба рухнул?! — закричала Вася. — У нас же не останется путей отступления!
— Можно подумать, сейчас они у нас есть, — фыркнул Волк, но болтать было некогда, и мои друзья, следуя приказу, попятились вслед за мной к стене.
Наконец я почувствовал, как холодная и шершавая каменная стена дома прислонилась к моей спине… ну, то есть наоборот, конечно, но мысли в тот момент занимал отнюдь не порядок слов. Глаза продолжали шнырять по стене, отыскивая средство спасения. "ОМОНовцы" тем временем сужали круг, что-то крича на немецком.