Скоро вдали показалась Германия. Прошло три с половиной дня после того, как мы вылетели из Кощеева двор… развалин, потому что теперь он напоминал Акрополь в исполнении абстракционистов. Ни в Англию, ни во Францию (которые, узнав, что Кощей повержен, сразу залебезили перед нами и принялись зазывать к себе) решили не залетать. Чего зря время тратить? Я уже соскучился по своим близким, да и царевна все чаще вспоминала батюшку… В Германии тоже не задерживались. Залетели туда только для того, чтобы наладить отношения с ними. Приняли нас очень тепло (еще бы! Попробовали бы только не принять, с нашим-то ковриком!) Как выяснилось, Ганс и Альбина, оказавшиеся кощеевцами, очень скоро были пойманы и предстали перед судом. Нам выявили благодарность за содействие в их поимке (каким боком?!) и, накормив-напоив, пустили дальше, вручив заодно послание царю Гороху.
На пятый день пересекли границу Польши и Руси. Решив по старой памяти навестить Бабусю Ягусю, которую я после клубка, хлеба и сапожек иначе не называл, в Чертовом лесу мы спустились на землю и дальше пошли пешком, ведя ковер "в поводу".
Вдруг откуда-то с дерева раздался залихватский свист. Да такой свист, что уши заложило!
— Куда шмурыгаешь, баклан? — с дуба спрыгнул взлохмаченный тип вполне бандитского вида и, насвистывая "Мурку", направился к нам. — Ого! Где такую телочку-то раздобыл?
— Руки прочь от Василисы Прекрасной! — заслонил я подругу. — Ты кто такой?!
— Я, (вырезано цензурой)? Соловей-разбойник меня зовут. А по жизни Серега я. Серега Костоломов. Довольны, шантрапа?
— И что? — спокойно, но внутренне напрягшись, осведомился я. — Грабить нас будешь?
— Еще чего, — презрительно сплюнул он. — Да за кого вы меня держите? Что я вам, волк позорный — в такое время своих чистить?
— Но-но-но, я бы попросил не выражаться в мой адрес, — возмутился Волчик.
— Оп-па… — Соловей оторопело перевел взгляд на него. — Ваш хомячок еще и разговаривает?
— За "хомячка" я и откусить что-нибудь могу, — предупредил Серый Волк.
— Суровый у вас братан, — попятился Серега. — Я ж так… не со зла. Интересно стало: кто такие, куда путь держите…
— Да спецагенты мы, — со смехом призналась Василиса. — Я Василиса Прекрасная, царевна двадцать пятая…
— Че, серьезно?! — прибалдел Соловушка. — То-то я гляжу, красотка как с журнала, натурально… познакомимся поближе?
Он скабрезно подмигнул, за что и схлопотал пощечину.
— Все, понял-понял, мое место у параши, — разбойник отошел. — А ты кто?
— Я Иван Васильев.
— А-а, тот самый? Что на виселице в трусах?
Василек перевела изумленно-вопросительный взгляд на меня. Эту подробность я ей не сообщал.
— Радуйся, что не без, — залившись краской, ответил я.
— А че, с юморком парень, — Серега одобряюще хлопнул меня по плечу. — Эх, глянул на хом… э, друга вашего и вспомнил вдруг, как сам оборотнем был.
— Оборотнем? То есть? — переглянулись мы.
— То и есть. Ночью человек, днем мент.
— А… — у всех троих отпала челюсть. — А что ж из милиции-то ушел?
— Да надоело, — он закурил, сел под дубом. — Задолбали, волки позорные. То не так, это не так… взятки не берешь — повышения не получишь, водил не грабишь — на зарплату не проживешь. Решил я, что проще быть честным разбойником, чем честным ментом. Правда, привычки ментовские все равно остались. Как кого вижу — так и тянет засвистеть. А свищу я…
Соловей закатил глаза, улыбнувшись.
— Как?
— А вот так, — он набрал в грудь воздуха, вложил в рот четыре пальца, да ка-ак свистнет!
Листва с ближайших березок облетела мигом. Уши даже заболели от громкого звука.
— Вот, — гордый собой, Соловей убрал руки обратно в карманы. — А вы что умеете?
— Мы? Много чего, — потупились Вася, Волчик и я.
— Ну может прославились чем…
— Еще как прославились.
— Чем же?
Мы снова переглянулись.
— Кощея убили.
— Ого! Уважаю, — восхитился Серега. — А не врете?
— Зачем нам врать?
— Ну, если вы не врете, то скоро опять малина будет, — мечтательно заулыбался разбойник. — Жмурики назад позалезают, вирусня пройдет, бесчинства кончатся… ну ладно! Спасибо вам за хорошие вести, ребята! Не поминайте лихом. Пойду я посплю, а то скоро, выходит, на дело идти, а я не дрых еще… счастливо, братва! Бывайте!