— Мальков, на гастроскопию!
Выругавшись, Толян встал.
— Что — больно, что ли? — не удержавшись, спросил я.
— А ты как думал, когда метровый дрын вгоняют в желудок? — оскалился Толян.
Вскоре вернулся капитан, покачиваясь от счастья, сияя:
— Я глотал сейчас! Представляете — глотал!
— А... как? — спросил его я.
— Через горло! — улыбнулся капитан. — Протягивает мне ложку сметаны, говорит: «Глотайте!» — «Да вы что, — говорю ему, — Игорь Владиславович!» — «Глотай, сучий сын!» — сунул ложку сметаны в рот, я глотнул и чувствую: прошло!
Капитан ходил по палате, поворачиваясь то к одному, то к другому.
Потом пошли операции.
Выйдя из столовой, я увидел среди фикусов Петра — он столбиком сидел на диване, белые его ушки торчали над глянцевыми листьями.
Дойдя до окна, я хотел повернуться — но сел к нему.
— Ты сам-то... откуда, вообще? — выговорил я.
— А с Паши! — с готовностью поворачиваясь ко мне, ответил он. — С Паши! Есть такая река.
— А-а-а... Наверное, рыбы там у вас!
— Е-есть! — Петр кивнул. — Сейгод ряпушка была — наготовили не семь ли банок?
— В уксусе, что ли?
— Не. В масле! Вроде шпрот выходит, — растопырив пальцы, Петр изобразил шпрот.
— А... ценные породы рыб?
— Нельма быват. Как пойдет, бабы с нее тушек наделают, котлет — ну, в курсе уже! — улыбнулся Петр.
В окне, на старой липе, появился человек. Коричневой бензопилой, с сиреневым дымком от нее, он спиливал отросшие сучья. Сук отваливался сперва медленно, потом все быстрей, и доносился стук его о мерзлую землю.
— Хорошо пилит! Чистó! — с ударением на «о» одобрительно произнес Петр.
— А сам-то кем работаешь?
Петр посмотрел на меня.
— Да помощником моториста бензопилы. Тот спиливат, а я вилкой ствол пихаю, чтобы упал, куда надо. Когда тихо — то ничего, а когда ветер крону ведет — то тяжко! — Петр виновато улыбнулся.
Из оперблока выскочил дежурный врач. Красные глазки его покраснели еще больше. Сквозь марлю на лице прокололась щетина.
— Этого давай... с прободой и бородой! — он указал мощной рукой.
Тележка с торчащей из-под простыни черной бородкой продребезжала по коридору.
Петра всё не забирали.
Он долго еще маялся, шатался по коридору, потом пытался приткнуться к «декамеронщикам» в курилке...
— Алехов! — прокричала операционная сестра, морщась от дыма. — Сколько тебя можно искать?
— Меня, что ли? — Петр вздрогнул.
— Кого же еще-то? — усмехнулась сестра. — Ты такую фамилию себе откопал — второй такой не бывает!
Петр дернулся за ней, потом растерянно поглядел на зажатый среди коричневых пальцев окурок, положил его почему-то на ступеньку стремянки и, беспомощно глянув на меня, потопал.
В коридоре перехватил его капитан, взял за рукав:
— По сравнению с тем, что мне делали, твоя операция — так, детский лепет! Ждем!
Мы все вернулись в палату и ждали, поглядывая на часы.
— Помню, в сорок шестом, в Крыму стояли, — говорил капитан. — Темно вокруг было, ни огонька. Вдруг Ленька Пушков, командир БЧ-2, — веселый был, заводной — говорит: «Вон огонек какой-то в горах. Наверняка там винсовхоз какой-нибудь — вино, девушки! Пошли!» Ну, молодые были, отчаянные. Карабкались по каким-то обрывам, заблудились. Непонятно уже, где и находимся. «Ну, где девушки твои?» — спрашиваем у Леньки. «Впереди!» — Ленька говорит. И вдруг видим, огонек, к которому мы шли, в небо отделился — звездой оказался! Накинулись мы на Леньку, возиться стали. А ночь теплая была, полынь пахла. — Капитан помолчал. — Потом видим: спускается к нам с гор какой-то свет — исчезнет, потом снова появится. Наша машина оказалась — за водой ездила, за перевал. Попрыгали мы в кузов — там бочка с водой стояла, как начали мы ее пить! Сухо было. — Капитан закашлялся. — ...Потом посмотрели в помещении, какая это вода: жучки в ней какие-то плавают, головастики! И утром у всех понос у нас, кто ходил! — Капитан засмеялся-засипел, ладошкой придерживая грудь.
— Ты, развеселился! Не больно-то! — заботливо подошел к нему Толян.
— Да. Недавно встретил я Леньку того Пушкова. «Где кудри-то твои?» — спрашиваю. «Одолжил!» — «А помнишь, как к девушкам в Крыму сходили?» — «А как же!» — смеется.
Капитан замолчал.
— Я тогда девяносто весил, — вдруг сказал он. — Так движения почти никакого: из каюты — на вахту, с вахты — в каюту!..
— А сейчас... сколько весите? — не выдержал я.
— Сорок, — отрывисто произнес капитан и, согнувшись, сложив руки на груди, ушел.