Дома я посоветовался с женой.
— Уж больно нестандартный какой-то тип, — пожаловался я.
— Так это и интересно! — обрадовалась она.
— Ну что же... хорошо, — я пожал плечом. Если ей так хочется, чтобы я сломал голову из-за какого-то Артура, — пожалуйста!
Вечером я был у него. Довольно долго пришлось биться в железную дверь — наконец она приоткрылась.
— Что нужно? — оглядев меня с ног до головы, вымолвил он.
— Я хочу... написать о вас, — выпалил я.
Артур еще некоторое время оглядывал меня, потом распахнул дверь.
— Почему смылся тогда? — презрительно спросил он (говорил он с явным восточным акцентом).
— Ну... я посчитал... что могу оказаться лишним... — забормотал я.
— Рыбья кровь! — припечатал Артур и, более не глядя на меня, ушел в мастерскую. Я поплелся за ним.
В центре мастерской, огромной и почти пустой, стояла глиняная скульптура оленя с поднятой передней ногой. Рядом на полу было корыто с глиной и воткнутой совковой лопатой. У стены поднимались сколоченные дощатые нары, на них, скрестив ноги, сидел молодой парень восточного вида и две кругленькие бойкие девушки (судя по их милому щебету — ученицы ПТУ).
Артур молча пошел к оленю и стал яростно тереть его бок скребком. Парень на нарах, лучезарно улыбаясь, обратился ко мне:
— Я в балетной школа учился: день репетиция, ночь репетиция. Потом в национальном ансамбле песни-пляски работал. Бежишь по кругу — бубен: тах! Упадешь. Бубен над тобой: тах-тах-тах. Поднимешься, головой на плечах в одну сторону — зых. В другую — зых. Снова упадешь, как мертвый лежишь. Бубен: тах, тах. Ай, думаешь, нехорошо: за что зритель два пятьдесят платит? Спасибо, — он кивнул на Артура, — дядя увез меня из этого ада.
— Дядя? — я удивленно посмотрел на хозяина.
— Я сюда жениться приехал, — доверчиво продолжал бывший танцор. — У нас очень дорого жениться — приехал сюда.
— Завтра в дискотечку пойдем, тут рядом хорошая дискотечка, — уверенно проговорила одна из дам.
— Опять танцевать? Ай-ай-ай! — танцор как бы расстроенно закачал головой.
Дамы благосклонно заулыбались.
Раздался звонок. Артур резко распахнул дверь. Вошел знакомый по встрече в кафе милиционер.
— С обследованием я, — вытаскивая из колючей шинели блокнот и оглядывая мастерскую, проговорил милиционер. — Правда ли, что недавно здесь была американка из туристской группы?
— Это моя побочная дочь! — высокомерно произнес Артур. — Что вас интересует еще?
— Ты уж чересчур, дядя, — пробормотал тот. — Может, чайком хоть напоишь?
— Можно и покрепче что-нибудь! — я бодро выхватил из сумки припасенную бутылку и преданно глядел на гостя.
— Немедленно убрать! — раздался звенящий крик Артура. — Мастерская — это храм!
Ну что он нарывается?! — в ужасе думал я.
На другое утро я был у Дзыни в редакции.
— Да... тип еще тот! — уже почти с восторгом говорил Дзыня. — Все так переплетено — не распутаешь.
— А должно быть все отдельно? — поинтересовался я.
— ...Говорил он тебе, что бароном был?
— Говорил.
— А что является чемпионом Японии по борьбе сумо?
— Этого не говорил.
— Значит, скажет! — произнес Дзыня. — А про сомика своего рассказывал тебе?
— Про... какого сомика?
— Который... не лезет ни в какие ворота! — закричал Дзыня. — ...А вообще — завидую я ему. Такая жизнь! А может — все врет... — Дзыня вдруг сник. — Ты вот что, — он снова поднял лицо. — Ты съезди с ним девятого в Москву. Девятого, на праздник Победы, он в Москву ездит, на встречу с боевыми друзьями. У них и узнаешь, где правду он говорит, а где нет.
— Ну хорошо, — неуверенно согласился я.
Восьмого, в день отъезда, я собрал чемодан. Жена сварила макароны, подсаливая их собственными слезами.
— Не могу больше ходить в этих туфлях — разваливаются на ходу, — она показала туфли.
— Ничего — скоро выбросим их, — бодро проговорил я. — Подберем что-нибудь достойное тебя.
— А ручку мне купишь, папа? — улыбнулась дочь. — От этой, видишь, я в чернилах всегда с ног до головы!
— Скоро с золотым пером ручку купим тебе! — сказал я. — Сама будет вместо тебя уроки делать. Потерпите немного! — попросил я жену и дочь.
Перед отъездом моим мы сидели на кухне, смотрели в окно. Только отъезжающие куда-нибудь не спят в нашем районе в такое время. Все почти окна уже темные. Рано ложатся у нас. А что делать? Только мигает желтым огнем светофор на перекрестке, да зеленеет в провале темноты огонек такси, — но пока что такси не для меня. Да, тоскливо. Вдобавок ко всему неожиданно — в мае! — выпал снег, лежит на неподвижных машинах, на газонах.