В следующем сне я оказался в красивом магазине игрушек в виде лягушонка, которого все сильнее надували через трубочку.
...Все неумолимо ясно!.. Надо вставать!
Проводник сидел в тамбуре на перевернутом ведре, блаженно щурясь на оранжевый огонь в топке.
— Ну как? — увидев меня, повернулся он (после взгляда на пламя вряд ли он различал меня).
— Замечательно! — воскликнул я. — А раз уж так... в туалет заодно нельзя сходить?
— Ладно уж! — он подобрел в тепле. — Только кур не обижай! — он протянул ключ.
— Зачем же мне их обижать? — искренне воскликнул я.
Я ворвался в туалет. Куры, всполошившись сначала, потом успокоились, расселись, своими бусинками на склоненных головках разглядывая меня. Кем, интересно, я кажусь — этим представителям иной, в сущности, цивилизации? Достойно ли я представляю человечество? Не оскорбит ли их жест, который я собираюсь тут сделать?.. Нет. Не оскорбил.
Абсолютно уже счастливый, я забрался к себе на полку, распрямился... Какой же последует сон?.. Солнце поднималось над морем... я летел на курице, приближаясь к нему. Вблизи оно оказалось огромной печкой. Рядом сидел проводник.
— Плохо топить — значит, не уважать свою Галактику! — строго проговорил он, орудуя кочергой.
Тихие радости
— Кто там?
— Я.
— Ты, Николай?
— А кто же еще?
— Действительно, кто же еще может притащиться в такую рань — в выходной, без предварительного звонка!
— Главное — отпуск сегодня начался, а встал все равно — ни свет ни заря!
— Видимо, должен тебя пожалеть? Ну ладно — заходи! Только извини — у меня не прибрано!
— Да-а-а... это мягко еще сказано! Что это у тебя?
— А что такого? Один живу!
— А где жена?
— Уехала. На соревнования. По забрасыванию чепцов за мельницу. И дочь там же. В общем — «я дал разъехаться домашним... и даже собственной мамаше».
— Ну — отлично! Тогда, может быть, промочим горло?
— Ну давай... Но у меня, к сожалению, только безалкогольные, на диких травах — саспареловка, могикановка, оробеловка. Отлично тонизирует!
— ...Ну давай! А пожрать нету?
— Ну, естественно, нету! Откуда? Один живу!.. Можем попробовать вот эти банки пятилитровые сдать, купить на эти деньги чего-нибудь.
— Да не примут, наверное!
— Примут!
— А как нести?
Придумали наконец — надели по две банки пятилитровые на руки, на ноги, по одной — на головы. Медленно, как водолазы, побрели.
В овраге — в зарослях боярышника, бересклета, бузины нашли сырой сарайчик — приемный пункт.
— У вас банка на голове с трещиной!
— Где?
— Вот, посмотритесь в зеркало.
— Да-a, действительно! Но остальные хоть примете?
— Примем.
— Ура!
Получили деньги, треснувшую банку оттащили домой, стали собираться.
— Чего такие брюки плохие надел?
— Чтобы отрезать себе пути к наступлению. А то, сам понимаешь!.. А в этих брюках я далеко не уйду. А вечером надо дома быть — статью заканчивать.
— Ясно... А свитер где такой раскопал?
— А что? Разве плох? Двадцать лет уже ношу. Два раза с третьего этажа в нем падал. На двадцатилетие нашей свадьбы жена выплеснула на него красное вино — и хоть бы что, отстирался, выглядит как новенький!
— Ты так считаешь?
— Считаю!
— А зимнюю шапку зачем надел?
— Это раньше, в далекой молодости, я ходил без шапки даже зимой... теперь, из осторожности, хожу в зимней шапке даже летом!
— Ясно... Ну — вперед?
Вышли на улицу.
— Ну... пойдем в гниль-бар? — Николай заносчиво говорит.
— Ты что, сдурел? — Николаю говорю. — Ты знаешь, например, сколько простая спичка там стоит? Четыре рубля!.. Гниль-бар! В каком-нибудь кафе бы подхарчиться — и то хорошо!
Зашли в ближайшее кафе «Шторм». Оно, надо сказать, соответствовало своему названию — посетителей кидало от стены к стене, многие травили.
Скромно сели за крайний столик, долго ждали, пока подойдет официант, — но официанты у себя на полубаке вели неторопливую беседу — иногда кто-нибудь из них кинет взгляд в нашу сторону и дальше разговаривает, как ни в чем не бывало.
— Что ж такое? — Николаю говорю. — Почему же они не видят нас? Может, мы невидимки? Точно!
— А раз мы невидимки, — Николай говорит, — пойдем прямо на кухню, схватим там что-нибудь, когда повар отвернется!