IV
НОВАЯ ШЕХЕРЕЗАДА
(Повесть)
На моем этаже, в соседней квартире, жил Шах.
Жизнь он вел загадочную, появлялся редко — но у дверей его часто дежурили Шехерезады — видимо, с отрубленными уже головами — судя по тому, что больше он их к себе не пускал.
Безголовые и меня интересуют мало, поэтому я, не вступая в контакты, скромненько проходил к себе, иногда только на просьбу дать закурить с расстроенным видом отвечал, что — увы, курить-то как раз и не курю!
Но эта, которую миновать мне не удалось, имела какой-то особенно растерзанный вид — морально растерзанный... я невольно задержал на ней взгляд... может быть, еще потому, что правую ногу она держала как-то неестественно. Рядом с ногой стоял туго набитый кожаный чемодан.
— Извините! — надменно проговорила она, увидев, что я торопливо вставляю ключ в дверь. — Не могла бы я попросить вас об одном одолжении?
Смешна и жалка надменность на лестничной клетке. Я даже смутился: неудобно было на это смотреть.
— Да. Слушаю вас, — глядя в сторону, пробормотал я.
— Не могу ли я от вас позвонить? — произнесла она.
— Ну... если не в другой город — то пожалуйста! — сказал я.
— А что — в другой нельзя? — она смерила меня взглядом, мол, что за пигмеи тут живут?!
— Ну пожалуйста... если заплатите, — ответил я.
— Разумеется, заплачу! — с презрением произнесла она.
— А-а-а — ну тогда пожалуйста! — я отпер свою дверь.
Когда она проходила, я сбоку подробно рассмотрел ее: высокая, стройная брюнетка, правда чуть припадающая на правую ногу.
В прихожей я снял с нее слегка грязноватый белый плащ. Она осталась в черных бархатных брюках, в белой кружевной блузке с черным бантом: дерзкое смешение в одежде светской сдержанности с элементами артистизма. Я указал ей на кресло в комнате, возле круглого стола. Церемонно, показывая воспитанность, она коротким кивком поблагодарила и опустилась в кресло — да, правая ножка гнулась у нее довольно-таки плохо.
Прекрасно воспитанные люди, мы понимали, что сразу же хвататься за телефон бестактно, — некоторое время мы выжидали.
— Могу я попросить у вас стакан воды? — великосветским тоном проговорила она. При этом, судя по голосу, подразумевалась вода из хрустального кувшина, из лесного родничка, из источника Виши — но никак не из вульгарного водопровода.
— Молоко будешь? — заглянув в холодильник, запанибратским тоном произнес я.
Это явно не понравилось ей — взмахнув ресницами, она смерила меня взглядом.
— Ну хорошо, — сдаваясь, с тяжким вздохом произнесла она.
Я набухал ей молока. Она сделала глоток. Мимолетно — но так, чтобы я заметил, — она поморщилась: молоко, разумеется, было далеко не королевское, но что поделаешь — приходится пить!
Она разыгрывала, как по нотам, свою лучшую, видимо, мизансцену — королева в изгнании, — а я тем временем должен был проникаться сознанием исключительности ее натуры.
Однако я продолжал тупо молчать, все еще не понимая, какое гигантское счастье на меня обрушилось. Она явно намеревалась здесь царить, за неимением — пока что — лучшего места... Однако, судя по измученному ее виду, хитроумная, блистательная ее тактика не так часто приводила к результатам, во всяком случае — к желаемым. У нее была, я бы сказал — такая мелко-соображающая мордочка. Примерно уже за минуту было ясно: сейчас она включит свое бешеное обаяние, сейчас — скромность, сейчас — гордость и надменность, и эта ее запрограммированность вредила ей.
— Макарончики будешь? — по-простому предложил я.
— ...Что? — повернув голову на высокой шее, недоуменно произнесла она. «Надеюсь, я ослышалась?» — говорил ее взгляд.
— Тогда — простите... извините... макарончики себе разогрею... не ел с утра! — мелко кланяясь, я попятился на кухню. Она с недоумением и скорбью взирала на меня.
На обратном пути из кухни я зашел в ванную, запустил воду — устал я ужасно, мотался весь день.
— Так... А что с ногой? Покажи! — переходя на более конкретные темы, спросил я.
— Так сразу? — с туманно-двусмысленной улыбкой проговорила она.
Ясно. Новая роль!
— Ну — может, поешь? — сгребая часть макарончиков (с яичком!) на ее край сковороды, предложил я.
— Ну хорошо! — как бы уступая назойливым приставаниям, согласилась она. Ела она именно так, как я и предполагал — как, по ее понятиям, кушают герцогини.