— Извини! — сказал ей я, открыл дверь в ванную, закрутил воду — пышная зеленоватая пена шипела уже у края. Выходя, я заметил жадный взгляд, который она кинула в ванную, — оттуда несло жаром, пахло хвоей. Но нет уж! Ванна — это чревато, это уж, как говорится, другой сюжет!
Я демонстративно прикрыл дверь — она гордо отвернулась.
Сказка вторая
В этот день должны были финалы начинаться...
Перед всеми крупными соревнованиями осмотр проводится — ну, мы с девчонками как к дурацкой формальности к этому относились.
Меня спрашивают:
— Маринка, ты пойдешь на осмотр?
И я вдруг слышу, что отвечаю:
— Да наверное, схожу!
А дело в том, что с некоторых пор меня — глухо, почти бессознательно — беспокоили какие-то странные ощущения в правой ноге.
Пришла я на осмотр, ничего не сказала — но врач наш, Альберт Дмитриевич, сам почувствовал что-то: долго правую мою тискал, мял.
— Что-то не нравится мне твоя нога. Вспомни — ударяла ты ее за последнее время?
— Я удивляюсь вам, Альберт Дмитрия! Что значит — за последнее время? Сами же знаете — падаем то и дело!
— Ясно! — Альберт Дмитриевич вздохнул. — Вот тебе направление — сделай снимок! Только сегодня же, обязательно!
— А в финале мне выступать или нет?
— Да можно, наверное... — неуверенно плечом пожал. — Вряд ли это уже повлияет...
Держалась так спокойненько я, но у самой сердечко прыгало, как птичка в клетке, — поняла я, что судьба вмешалась в нашу любовь, причем судьба трагическая!
Ясно было уже, что трудное счастье нам предстоит — и только стиснув зубы все испытания выдержать можно!
Вышли мы строем на помост.
— Ой, девочки! — шепчу. — Не смогу я, наверное, сегодня выступать!
Комсорг наш, Томка Ярмолюк, посмотрела на меня, просипела простуженным своим голосом:
— Ничего! Сможешь как миленькая!
Построение кончилось, начались соревнования — и действительно, то ли от отчаяния, то ли от счастья все получалось у меня, словно на крыльях летала, — по трем видам первое место! Влетела я в раздевалку в конце, все обнимают меня, поздравляют — один Альберт Дмитриевич как туча стоит:
— Все завтра уезжают, а тебе придется остаться, пока результатов снимка не получим!
Проводила девчонок я, а сама на следующий день пошла получать результаты снимка — через сад той больницы, где мы недавно с Аркадием гуляли.
Сказала я регистраторше мою фамилию, та посмотрела на меня как-то странно.
— Пройдите, пожалуйста, в кабинет к главному врачу — там вас ждут.
Вхожу в кабинет к главному — веселенькая, бодренькая — у стола главного сидят Альберт Дмитриевич и тренер наш, Платон Михайлович, оба мрачнее тучи. Увидел Альберт Дмитриевич меня, подошел, обнял, поцеловал.
— Ну, девочка, крепись! — глухо сказал. — У тебя злокачественное изменение кости!
Эти двое еще как-то держались, а Платон Михайлович не выдержал — вдруг зарыдал и выскочил!
— Вот так вот! — главный говорит. — Надо кумекать. У нас ты просто окажешься без ноги — и все дела! Надо бы тебя в Курган, к Илизарову поместить... но как? — посмотрел на Альберта Дмитриевича. — Есть у вас... какие-нибудь возможности... на самом высшем уровне, я имею в виду?
Альбертик, наш увалень, только вздохнул: откуда у него возможности — физкультурный врач обычной сельской команды!
— Не волнуйтесь! — по головке его погладила. — Мариночка ваша сама разберется, что к чему!
Благодарно он посмотрел на меня, поцеловал и вышел. А я к главному повернулась:
— Я в вашем распоряжении!
— Молодец, девка! — главный крякнул. — С твоим характером нигде не пропадешь!
Поместил он меня в отдельную палату, под персональную ответственность старшей сестры.
Потом, когда я осталась уже совсем одна — тут только страх навалился на меня. За что же мне такое наказание? Все больную ногу трогала в темноте, и уже казалось мне, что она заметно легче другой!
Но наутро — солнышко все озарило, и сразу после завтрака главный входит — сияет:
— Ну ты, — говорит, — не иначе как в сорочке родилась! Направляют тебя в клинику самого Илизарова — нашлись люди с возможностями, позаботились о тебе!
Сердечко у меня так и прыгнуло! Неужели — Аркадий? Откуда он мог узнать — сутки всего прошли: я не звонила, не телеграфировала ему об этом... Неужели он?
Сразу после главного заглядывает старшая медсестра и так презрительно произносит: «К вам посетитель!» И так оглядывает меня, словно лежу я не на больничной койке, а в ресторане, в отдельном кабинете — где мне, по-видимому, и место. Только успела я волосики поправить... гляжу на дверь... входит Семен Семеныч!