— Ну ты, весна... пиво будешь? — как бы на правах уже старого знакомца Феликс ворчит.
Резко обернулась к нему, смерила взглядом.
— Я пью только шампанское! — сказала ему.
— От шампанского икают иногда! — еще один вступил, маленький, хилый, но за что-то, видно, уважали его тут, — все засмеялись немудрящей его остроте.
— Ты готовить умеешь? — седой спросил.
— А у вас есть что? — свысока посмотрела на него, пошла на кухню.
Зашла на кухню — и чуть мне дурно не стало: бутылки, коробки, огрызки! Поставила я картошку варить — единственное, что было у них, — потом говорю:
— Ну, свинюшки, дайте хоть швабру какую-нибудь — попробую порядок у вас навести!
Поняла сразу, что цацу незачем тут корчить — свои ребята!
Долго выгребала у них, выбрасывала в мусоропровод.
Тем временем сварилась картошка, подала на стол в большой комнате, разлили пиво.
— Погоди! — вдруг хилый кричит. — А Парфенову ведь тоже надо налить!
Притащили какой-то портрет, нарисованный карандашом, — карикатуру, попросту говоря, — поставили перед ним склянку пива, картошину — и просто падали со своих табуреток от хохота. Смотрела я на них: ну просто дети, разве можно в их возрасте такими несерьезными быть?
Потом стала я всматриваться в портрет — и что-то очень знакомое в нем мелькнуло, — здорово было нарисовано, надо сказать.
— Скажите, — наконец не удержалась, — а его... не Семен Семеныч зовут?! — узнала спасителя своего, который ногу мне спас!
Тишина наступила — все изумленно глядели на меня.
— Да-а... шустрая нимфочка! — наконец, седой произнес.
— Вот тебе и провинциалочка! — Феликс сказал.
— Да он вроде бы тоже откуда-то... — произнес хилый.
— Так что же — он ваш начальник? — оглядела я их.
— У нас нет начальников! — хилый сказал.
— Ну ясно, — оглядела его. — Вы — вольные художники! А все же...
Стала расспрашивать я их и выяснила, что Семен Семенович через час явится сюда собственной персоной, с новым заказом!
— Ясненько! — говорю. — Ждите меня — я сейчас! Все будет тип-топ!
Домыла свое окно — слава богу, что никто не залез, почти час открытое простояло! — подогрела быстро воду: вымыла голову, оделась скромненько, но чистенько, прибежала туда.
— Все хорошеешь! — седой буркнул.
Чувствовалось, что нервничали они перед приходом шефа, поэтому разговаривали друг с другом... не всегда ровно. Наконец — звонок: мощный, властный, сразу чувствуется — хозяин идет!
Вошел Семен Семеныч — впялился в меня, но чувствуется, что не узнает. Да и я с трудом узнала его — совсем важный стал, представительный.
— Семен Семеныч! — наконец говорю. — Помните хромоножку?
В глазах — недоумение, даже испуг, потом вдруг — радость — вспомнил!
— Ах ты хромоножка моя! — обнялись, поцеловались. — Ну как ты? Как ножка твоя?
— Отлично! — говорю. Ножку свою показала. Рассказала ему, что и как, — ну, естественно, не так, как все было, — сказала, что приехала поступать, не выдержала, хожу на курсы, и хотела бы пока интересную работу — желательно что-нибудь связанное с искусством.
— Ну ясно! — Семен Семеныч твердил. — Ну ясно — уж землячку не брошу! — Снова мягкий стал, домашний, как тогда, когда по соревнованиям с нами таскался.
Сказал, что работает здесь теперь, в Управлении культуры, занимается тем, что кормит вот этих, как он сказал, разгильдяев.
— Что б ты делал без этих разгильдяев? — Феликс проворчал.
— Так может, раз уж зашла о нас речь, поговорим о делах? — жестко хилый произнес.
Чувствовалось, что именно он, а не седой здесь главный.
Семен Семеныч медленно повернулся к нему, поглядел на него совсем другим уже, тяжелым взглядом.
— Ну что ж, поговорим, — медленно произнес, — и предупреждаю, что разговор будет не из приятных!.. А ты, землячка, иди — черкни только адресок, через недельку покалякаем!
Написала я адрес свой, сунула ему в кармашек, поцеловала в лысину, как он любил.
— Семен Семеныч! — сказала. — Это отличные ребята! Я хочу, чтобы все у них было тип-топ! Ясно? — и ножкой топнула.
— Слушаюсь! — Семен Семеныч шутливо вытянулся и снова тяжелый взгляд на хилого перевел.
Выскочила я — довольно хмурыми взглядами меня хозяева проводили.
Часика через три заглянула я к ним — интересно, выполнил ли Семен Семеныч мое указание?
Феликс совсем очумелый мне открыл.
Кивнул только: «Ага!» — и внутрь ушел.