На автобусной остановке — толпа. Полтора часа, говорят, автобуса не было. Нормально! Домчимся так!
Через лесок выскочил на шоссе. Тут дорога не как у нас — тут с горы на гору. Сначала пустой был асфальт, потом пошли навстречу ровные порции машин, где-то впереди нарезанные светофором.
Вбежал на очередную гору — и обомлел: вся Москва подо мной — золотые колокольни, шпили домов!
Вдохнул поглубже — и бросился туда!
У самого города уже — попутка тормознула:
— Давай подвезу.
— Да нет, спасибо. Не надо. Столько уже прошёл — остались пустяки.
Вошел в город, бросился в телефонную будку, набрал номер. Первая фраза уже заготовлена была:
— Здравствуйте! Это такой-то сякой-то? Говорит такой-то сякой!
Но нет — не откликается никто! Пробежал некоторые знакомые ориентиры — храм Георгия в Ендове, Биргс-Коллегию — снова в будку, номер накрутил... Глухо! Видно, специально пожертвовали одним аппаратом, опустили в сметану — чтобы нельзя было к ним дозвониться.
Ничего!
Мимо серой стены древнего Китай-города — в узкий дворик, где все Управления. Мимо вахтера промелькнул — ветром у него сдуло фуражку... Четвертый этаж... Комната четыреста один... четыреста два... четыреста двадцать один... Вот! Вбежал в приемную. Секретарша куда-то вышла, только большой стол стоит, заваленный бумагами. Открыл словно приклеившуюся кожаную дверь в сумрачный кабинет. Человек оторвал лицо от стола.
— Здравствуйте! — звонко говорю. — Вы такой-то сякой-то? Я такой-то сякой.
И тут — как грязной тряпкой по радостному лицу:
— Выйдите вон!
— В каком смысле? — я опешил.
— В буквальном! — лицо наконец-то задвигалось, что-то вроде кривой ухмылки появилось на нем.
— Но вы, наверное, не поняли! Я такой-то сякой!
— Ну и что?
— У меня замечательная заявка.
— Как вы думаете — если я лично начну рассматривать все заявки — что будет?
«Да ничего не будет! — подумал я. — Потоньше немножко будешь!»
Но не сказал.
— Да что же это такое? — он снова застонал. — Куда же она убегает все время?
— Поискать?
— Выйдите вон!
Кто? Я — «выйдите вон»? Ну нет уж!
— Я выйду, — говорю, — но при одном условии. Вы тоже должны выйти!
— Зачем это?
— На воздух! Поглядите — на вас лица нет!
— Да? — озабоченно в зеркальце погляделся. — Впрочем, естественно... И кстати — обед уже. Поэтому эта и убежала... Прошу.
— Как там погода? — уже почти дружески на лестнице меня спросил.
Думаю — какую же погоду сказать? Ведь знаю же себя — какую скажу, такая и будет! Все могу!
— Моросит! — говорю.
— Естественно! — усмехнулся уже почти довольно.
Вышли, пошли по дождю — чувствую, с погодой я ему под самое настроение попал. Увидел он очередь — рванулся туда.
— Извините, — обернулся ко мне. — Вас, наверное, это не интересует?
— Ну почему же? — говорю. — Пить, наверное, не буду, но в очереди с удовольствием постою.
Постояли мы в очереди с ним — совсем уже как родные стали.
— Что-то, — усмехнулся, — во всем этом даже привлекательное есть!
— А что, вообще, случилось? — доверительно спрашиваю.
Начал рассказывать. Разруха в семье. Неприятности на работе. Нормальный набор. Потом говорит:
— Домой, что ли, зайти? Ничего, правда, хорошего там нет...
— Ну зачем же так? — говорю. — Обязательно зайдем!
Он уже как на последнюю надежду свою на меня посмотрел.
— А не боитесь?
— Чего это?
— Неудачливостью моей заразиться!
— Ерунда!
Накупили в магазине полные руки, идем. Старушка остановилась, головой покачала. Говорит:
— Я бы с вам пошла!
— Вот видишь! — говорю. — «Она бы с нам пошла!» Не все потеряно!
Пришли к нему домой. Действительно — разруха полная: жена ушла, холодильник унесла. Ушел он в туалет, вынес капающий целлофановый пакет.
— Вот, — говорит, — теперь я продукты в бачке храню, в целлофановом пакете.
— Умно!
— Вот вам цветок, — говорит, — я всем знакомым теперь по горшку раздаю, у меня они погибнут — мертвая зона!
— Да брось ты! — стал взбадривать его. — Однажды у меня было похуже твоего — топиться уже пошел, и у самой проруби червонец нашел! Домой босиком прибежал, с радостным криком: «Этак хоть каждый день!» Вот, заявку подпиши — и все будет отлично!