— Грудь же не так рисуется... Дай.
С огромным трудом Виноградов оттащил его от полотна.
— Не раздевайся... сейчас идем.
— Куда?!
— ...Не твоего ума дело.
Виноградов покорно поплелся за ним.
Они приехали в какое-то двухэтажное учреждение. (Вывеску Виноградов не успел разглядеть.) Они поднялись на второй этаж и пошли по коридору.
— Дизайном занимался?
— Нет.
— Будешь.
Он открыл дверь. Посредине большой светлой комнаты на столе стоял гроб.
— Вот! Для тебя приберег! — кивая в сторону предмета, проговорил Сидоренков.
— В каком смысле — для меня?.. Дизайн гроба?
— Доволен?
— Нет!
...Когда они вышли наконец из учреждения, Сидоренков сказал:
— Эх ты! Ведь по деньгам ходил!.. По колено же в золоте ходил! Не пойму, зачем надо так по-дурацки жить!
Кое-как отвязавшись от него, Виноградов долго бежал и наконец, запыхавшись, прибежал к пивному ларьку.
В согнутой руке он поднес кружку ко рту, вытянул трубочкой губы, предчувствуя наслаждение.
— Да пиво же не так пьется! — сказал вдруг Сидоренков, появляясь рядом. — Дай!
Виноградов протянул ему кружку.
— Натыкается сначала соль по ободку, — Сидоренков вытянул из кармана щепоть соли... — После берется яйцо. — Сидоренков почему-то любил безличные обороты.
Виноградов покорно пошел в магазин, принес яйцо.
— ...протыкается с двух сторон иглой...
«Где же иглу взять?»
Сидоренков достал из кармана булавку.
— ...протыкается и выдувается в пиво... И пьется. Только так.
«Вот сволочь! — глядя на Сидоренкова, думал Виноградов. — Даже если я буду умолять, например... хотя бы похоронить меня в гробу неустановленной формы — скажем, как круглый пенал, — так ведь не даст, будет всем доказывать, что гроб нормальной формы гораздо удобнее!»
К Макевнину, что ли, поехать?
Уже спустившись к Макевнину в мастерскую, Виноградов услышал там блеяние Георгия Михайловича, но, махнув рукой, все же вошел. Кроме Георгия Михайловича и Риммули, укутав в подбородок шарф, сидел Шицкий. (Он-то как здесь оказался?)
— Ты почему не был на похоронах Ц.? — внезапно устремляя на Виноградова свой взгляд, жестко спросил Шицкий.
— Просто... когда кто-то знакомый умирает, я стараюсь не видеть, как его хоронят!
— Ладно, хватит цапаться-то! — добродушно проговорил Макевнин. — Лучше выпьем. Один раз все ж таки живем!
«Ты-то, по-моему, уже много раз живешь!» — глядя на Макевнина, подумал Виноградов.
— Смотри, какую я церквуху намалевал...
Кроме уже знакомых лиц тут еще находился поэт Савельев — совсем недавно, видимо, притулившийся к этому дому, автор поэтического сборника «Стакан зари».
Ко всем остальным тут Виноградов уже как-то привык, но стихи Савельева он воспринимать спокойно не мог.
«Без березы не мыслю России!» Колоссально оригинально! А кто — мыслит? И тем не менее Савельев регулярно выступал перед аудиториями, готовился новый его сборник, имя его повсюду звучало.
И вообще, недавно понял вдруг Виноградов, эти люди занимались отнюдь не искусством, а лишь устраивали свои дела.
Макевнин через своего друга — рыхлого инспектора-искусствоведа — то и дело загонял свои картины в какие-то дальние города. Георгий Михайлович пачками печатал свои бессмысленные статьи. И даже специалист по магии и оккультизму Шицкий, которого трудно было назвать просто нормальным, и тот, как недавно Виноградов с изумлением узнал, успешно загонял свои «Шары», которые рисовал.
— Ненавижу! — тихо проговорил Виноградов.
— ...Кого? — опешил Макевнин.
— Тут — всех!
— А-а-а-а... ясно! — вставая с топчана, заговорил Макевнин. — То-то я давно уже приглядываюсь — что, думаю, за человек? Теперь ясно! Ясно, откуда ветер дует!
— Молчи, болван! — почувствовав вдруг на глазах слезы, Виноградов шлепнул Макевнина ладошкой по лбу.
— А-ах, уже так? — запел Макевнин.
Они били его довольно крепко — Макевнин и, как это ни странно, Шицкий, не жалея сил, времени и, главное, — таланта!
Наконец Виноградов, защищенный Георгием Михайловичем, выскочил наверх. Чтобы пройти по городу в таком растерзанном виде, не привлекая внимания, Виноградов решил прикинуться пьяным, и эта остроумнейшая, как ему почему-то показалось, выдумка вдруг привела его в полный восторг.
Он шел, раскачиваясь, распевая.
Вот тут, вспомнил он, находится один «дом», где не так давно в уютной компании вел он приятные разговоры об искусстве и, уходя, получил приглашение «забегать», — видимо, для осуществления продления аналогичных бесед.