Крутежные парни
Из вуза меня, помнится, с пятого курса выгнали. Нелегко было этого добиться, — но нам с Мишанькою это удалось. В институт не ходили, всю дорогу, разодетые как петухи, возле гостиниц болтались.
Однажды — вываливается из ресторана толпа итальянцев:
— Мадонна! — руками машут. — Мадонна!
Мы с ходу с Мишанькой смекнули: «мадонна» — это значит «икона»!
— Есть! — говорю. — Очень старая! Олд!
Тут почему-то всполошились они, залопотали, потом всё же подходят ко мне: «Ну что же, — олд так олд!»
Привез я их ко мне, на кухню икону вынес (сам недавно нарисовал, на старой доске) — они вдруг шарахнулись все, как черти от ладана.
— Но! — загомонили. — Но! Вот — мадонна! — на соседку толстую мою показывают, которая палкой в баке белье мешала.
Тут муж ее из комнаты вышел:
— Я счас покажу вам мадонну! — говорит.
Драка началась, милиция появилась. Потом отпустили всех, а нас с Мишанькой оставили почему-то.
И скоро из вуза нас выгнали. А осенью в армию забрали.
Отслужил я два года, думаю: все! Надо другую жизнь начинать! Надо к другу Семену поближе держаться, — он в армию мне писал, что вуз он закончил, все в полном ажуре!
Звоню Семену домой, узнаю рабочий его телефон. На работе говорят:
— Семен Аркадьич в местной командировке! Здорово обрадовался я, когда это услыхал! «В местной командировке» — наверняка это значит, в бане! Помню, когда мы с Семеном в вузе еще учились, главным удовольствием было для нас: соскочить с занятий в баню на Фонарном.
Еду, вхожу туда — и первый, кого я вижу в предбаннике, — Сеня! Обнялись. С ним еще какой-то человек, по виду солидняк. Считается, что он к телефонам отношение какое-то имеет. Правда, — сам он отрицает, но люди верят. Приносят дефицит.
— Угощайся! — Семен мне говорит.
Съели весь дефицит, — потом Семен солидняку говорит:
— Да, кстати! Когда мы с Людкой у тебя были в последний раз, она там оставила у тебя золотой браслет. Поищи.
Тот смотрит на нас с каким-то ужасом.
Ну и люди! — наверное, думает. Съели весь дефицит, а теперь еще требуют какой-то браслет!
Рядом с Сеней один сотрудник его сидит. Посидит, галстук приспустит, — потом как закричит:
— Нет! Не могу я, — в рабочее время!
Вскочил в отчаянии, убежал. Потом тихо появляется, садится. Снова крик:
— Нет, — не могу, не могу!
Семен так, не глядя, руку ему на плечо положил. Тот сник сразу, раздеваться стал.
На прощанье Семен мне говорит:
— Ну заходи, я всегда, в общем-то, тут.
Все знают уже здесь его, уважают. Банщик подносит телефон:
— Семен Аркадьич, вас директор ваш спрашивает!
— Вот козел! — с досадою Семен говорит.
«Да! Шикарно, — думаю, — устроился!»
Через некоторое время узнаю: оказывается, начальство их все думало, как с посещениями бани в рабочее время бороться, — и решило, с отчаяния, перевести все их КБ в баню!
Теперь еду уже прямо туда. Вхожу в моечную, гляжу: кульманы их стоят, столы. Семена нет. В парилке его нашел: лежит, таким маленьким веничком себя обрабатывает, типа букетика. Виртуоз!
— Хорошо, — говорю, — устроились. Мне к вам нельзя?
Семен садится на скамью, веско так говорит:
— В наши дни наукой заниматься — смысла нет. Надо в сферу обслуживания идти, — вот где деньги!
Узнаю с удивлением: он уже увольняется отсюда, устраивается официантом в пивной бар!
Через неделю примерно прихожу туда, гляжу: Семен одет уже во все модное, на руке японские часы.
— Крутиться, — говорит, — надо! Крутиться! Вон видишь — те, у окна? Крутёжные парни! На станции автообслуживания работают, — меньше сотни в день не уносят! Но за место это — усек? — с ходу полтора куска отдай! Ну ладно, — сжалился, — покажу тебе, как надо крутиться!
После работы его вышли с ним. Гляжу, — у него как в «Сказке о рыбаке и рыбке» — машина уже, в ней — магнитофон!
Круто берем с места. Мчимся куда-то по шоссе. В лесу вздремнул я немножко, просыпаюсь: стоим на берегу моря, белые барашки набегают из темноты.
— Что за море-то? — протерев глаза, спрашиваю Семена.
— Неважно, — отрывисто Семен говорит.
«Какие же, — в тьму вглядываюсь, — могут быть тут дела?»
Вдруг появляется из темноты человек, подходит к окошку машины, что-то шепчет. Вылезаем, идем по мокрому песку. Приходим на какой-то пирс, садимся в белый катер. Двинули, в полную темноту, вокруг только черные волны, величиной с дом.
— Куда плывем-то? — наконец спрашиваю.
— За мылом, — Семен говорит.