Так, горестно думаю, один уже есть! Скоро еще Григорий, приемщик стеклопосуды, подтянется сюда, Колян-Толян, дружки их из зоомагазина! Речитативом: «Нет мотыля, нет мотыля!»
Кошмар!.. Но потом — дирижировал дальше Дзыня, и понял я: померещилось! Ну слава богу! Выходит, есть сферы еще, куда «крутежным парням» не достать!
Подождал его у выхода.
— Ну как? — он спрашивает меня.
— Колоссально!
— Слушай... — Дзыня задумался. — Двухкопеечной у тебя нет?
— Для тебя, — говорю, — сделаю!
Вывернул все карманы, гляжу — вообще ни копейки нет! Поглядел по сторонам — никого поблизости нет, только под аркой на той стороне двое дерутся.
Подбежал я к ним, говорю:
— Извините, ребята, — двухкопеечной не найдется?
Не отвечают еще! Наоборот, — повалились на асфальт, начали кататься! Стал я верхнего тогда трясти:
— Слышите меня или нет? Двухкопеечную прошу!
Вскочил тут один из них, оскорбленный:
— Что такое, вообще? Люди дерутся, можно сказать, в кровь, — а этот с двухкопеечной монетой пристал!
Обиженно ушел.
Другой дал.
Оттащил я ту монету другу, он зашел в телефонную будку, стал звонить.
— Занято! — с облегчением говорит.
— А что? — спрашиваю. — Важный звонок?
— Да дружку твоему Семену обещал позвонить. Все-таки пивом нас угощал... неудобно!
— Удо-обно! — говорю.
— Думаешь, — можно не звонить?
— Конечно!
Радостно отдали монету бывшему дерущемуся, пошли.
Недели через две оказался я у Семена в баре. Семен какой-то задумчивый был. Сел ко мне, молча оглядывал зал. Потом грустно так говорит:
— Кому бы подарить полтора куска?
Стал я вертеться перед ним, всячески стараясь попасться ему на глаза, — но нет, кандидатура моя чем-то неподходящей показалась ему.
И вдруг вижу — спускается в бар — кто бы вы думали?! Мой друг Мишанька! С которым мы раньше... Радостно обнялись.
— Ну как ты? — спрашиваю его.
— Кручусь, кручусь!
Гляжу, — прекрасно одет, какая-то голупоглазенькая девушка с ним!
Вдруг, — подходят к Мишаньке три грузина и начинают его трясти! Оказалось, какую-то партию зонтиков обещал он привезти им и не привез! Гляжу, у Мишки даже веснушки побелели от страха!
— Ну спокойно! — подошел к ним. — Сказал — привезет, значит — привезет!
— А ты кто? — один из них меня отвел. — Мы тут всё делаем, нас все знают тут!
— Зачем вы, — говорю, — приезжаете сюда, только нацию позорите свою!
— Я родился здесь! — выпрямился гордо.
— Где — здесь? В баре, что ли? — говорю.
Ну — этого он вынести уже не мог! Потасовка пошла. Еле отбился от них, на улицу выскочил, бегу.
Где ж, думаю, Мишанька, мой верный друг?!
А он, оказывается, вместе с ними за мной гнался, изрыгая, как и они, гортанные проклятья!
Догнал он меня наконец, шепчет:
— Я с тобой... Я с тобой!
— Ясно.
— Сейчас камнем тебя по голове стукну. Так надо, старик!
— Ладно, — говорю. — Только не убей!
Наутро посмотрел я на себя... Все, думаю, надо от этих крутежных парней валить!
Однажды только — случайно к Семену заскочил, горло промочить.
Принес он мне пиво — чистая вода!
И главное, — пить практически не пьет, машина уже есть, девушками не интересуется! Какая его цель?!. Непонятно! Видимо — сесть.
Подсел потом ко мне, спрашивает:
— Тебе онколог не нужен?
— Зачем?!
— Да ходит тут один, пиво пьет...
— А, ясно, — говорю. — Нет!
— А что же твой друг-дирижер не звонит? Могу и ему устроить!
— Не надо!
Выскочил я оттуда, как из пекла, по улице побежал...
Какое счастье, что я избавился наконец от этого идиота!
...Однажды Дзыня говорит мне вдруг:
— Видел вчера во сне этого дружка твоего, Семена. Сначала все что-то мне предлагал... потом исчез.
— Надоел он мне, — говорю. — Увидишь его во сне — так и передай.
Вариант
Я часто ее вижу. То, иногда, будто мы танцуем в большом зале — тесном, горячем, и она вдруг посмотрит на меня — весело, ласково, именно на меня.
Или еще. После какой-то страшной неудачи, ночью, прихожу к ней, звоню. Она открывает, и я сразу падаю в прихожей. Потом лежу в ее комнате — голова на диване, все остальное на ковре, и она поит меня теплым молоком и говорит, говорит...
Только в том-то и дело, что нет ее. Не существует. Посмотреть на меня со стороны — спокойный человек, благополучный, и никто и представить себе не может, насколько я готов, спекся.