Ловко закрутила! Причем на свою собственную шею — вот что обидно!
— А каково будет бабушке беспокоиться о вас?! — сказал я.
— Она нас и не увидит! — воскликнула дочка.
— ...Ладно! — вставая, проговорила жена. — Сейчас я пойду к Вийве и спрошу у нее — с такой ли уж большой радостью отпускает она сына!
— Спроси!
— И спрошу!
Жена, придерживаясь за трос, пошла по мосту. С каким умилением мы смотрели на этот мостик еще позавчера! Вскоре по нему, улыбаясь, шла Вийве.
— Вийве! — заговорил я. — Вы как... не возражаете против того, чтобы ребята поехали в Ленинград? Ведь Альберт, мы знаем, должен работать... нехорошо отрывать его?
— Нет. Хорошо! — безмятежно улыбаясь, ответила Вийве. — Он выполнил уже свой заказ, осталось только оксидировать. Пусть едет!
Наступила тишина.
— Скажите... а вы не боитесь его отпускать? — спросила жена.
— Нет. Альберт честный, порядочный парень. Он дал мне слово, что все будет хорошо, — твердо сказала Вийве.
Да — добавлять тут уже было нечего!
— Ну хорошо... Мы боялись только, что вы возражаете... А если вы согласны... тогда пожалуйста! — пробормотал я.
— Ура! — дочка, подпрыгнув, умчалась за вещами.
Через мост, сияя, шел Альберт с черным атташе-кейсом в руке...
— Но в субботу, как договаривались, будьте здесь! — крикнул я вслед убегающим детям.
— Ну конечно, папочка! — счастливым голосом откликнулась дочь.
Мы неподвижно, как спущенные мячи, сидели на скамейке.
— А я уверена, что все будет хорошо! — сказала жена.
— Ладно! Хватит! Пора за дело приниматься, рыбу ловить! — Костя уже в который раз набросился на лодку...
Естественно, что ни в какую субботу они не приехали. Наступило ясное, солнечное утро — узкие полосы пробивались через бамбуковые занавески... Поезд в Выру приходил в шесть утра, если б они приехали, как обещали, то давно были бы дома... Но что поделаешь — надо вставать! Я поднялся, огляделся — комната была пуста. Я вышел во двор. Светило солнце. Улыбаясь, жена и Костя сидели за столом и пили молоко.
— Это так отец переживает за свою дочь — спит до одиннадцати! — сказала жена, и они засмеялись.
А и действительно — чего страшного? Жизнь продолжается! Теперь стояла проблема — как пройти через мост, спуститься к воде — и не встретить при этом хозяев... разговаривать, наверное, надо весело... получится ли? Но тут, к счастью, сверху спустилась заспанная Ляля и без особых мучений (а что ей, собственно, мучиться, не ее же дочь похитила хозяйского сына) пошла через мост, спустилась к бане. Через минуту я услышал, как они там разговаривают с Яаном... прислушался, вытянув шею, но слов не разобрал.
— Та-а-а... Та-а-а, — весело повторял Яан, но что именно «да», выяснить я пока не мог.
Наконец Ляля вернулась (ну сколько же можно заниматься туалетом!).
— Ну... что там? — как можно небрежнее поинтересовался я.
— Яан говорит, что сегодня будет баня.
— Да? — я вскочил из-за стола. — Но, наверное, надо помогать? Принести воды, дров... — я стал озираться вокруг.
— Нет. Не надо помогать! — появляясь рядом, проговорила Вийве. — Мы сами сделаем! Это наш долг! — она неторопливо, с достоинством, пошла через мост.
Какие люди! Представляю, что за кошки скребут у них на душе, — и как держатся!
— Надо... что-нибудь им подарить! — вскочил я.
— Что ты можешь им подарить?! — сказала жена.
— О! Крем для бритья! Отличный английский крем! Отнесу! — я побежал через мост.
Ночью, после бани и долгого чаепития, я часто выходил во двор и неизменно видел: за мостом, в их комнате, горит свет... в последний раз это было уже перед рассветом... свет горел! Каким же надо быть бесчувственным, чтобы не думать об этом!
На следующий день мы уезжали — Косте надо было на работу, да и мне пора... С утра Яан скрывался в кузнице, оттуда доносился непрерывный стук — отчаяние свое он заглушал работой... самый прекрасный способ заглушать отчаяние! Единственный сын, на которого были все надежды... оказался таким. Страдание Яана можно было понять — и мы, ясное дело, понимали.
Мы молча, хмуро собрались. ...Да, не таким мы представляли конец отпуска. И дочурка, конечно, хороша — из-за нее, собственно, и заварилась вся каша... Погрузившись, мы молча стояли у машины. Ну что ж, никуда не денешься — надо идти прощаться с хозяевами.
— Вчера, — тихо говорила жена Ляльке, — уговорила взять ее лишние пять рублей — за яблоки, баню, то да се... Сегодня! — жена показала пальчиком на сетку с крупной картошкой, стоящей возле крыльца. — Вот так!