Елена сошла на пирс и остановилась, поджидая отца. Низкое небо Новой Онеги готово было вот-вот разразиться дождиком. Чёрные мачты рыбацких судов, торговых шхун, коммерческих пароходиков и парусников вздымались, словно лес, а над ними, в узком зазоре между морем и свинцово-серой пеленой облаков неторопливо разворачивался большой дирижабль. Старьё, хлам машинально отметила Елена – вон как трещат маховые перепонки…. Да и дым валит чересчур жирными клубами – то ли топливные брикеты дрянные, то ли машинисты мышей не ловят… Но удивляться тут нечему: все приличные воздушные суда мобилизованы, ими затыкают дыры в Воздушном Флоте КайзерРайха, изрядно потрёпанного в недавних воздушных баталиях. А вместе с ними взяты на службу и команды, и уж механики-то в первую очередь… Небо Севера долго ещё будет пустым.
За спиной медно, протяжно зазвенело. Елена обернулась – ожили, отбивая полдень, часы на башенке Морского вокзала. Она подозвала мальчишку-газетчика, сунула ему монету в три пфеннига и развернула «Ново-Онежские ведомости» – самую крупную газету провинции, выходящую на русском языке. Пробежала наскоро одну статью, другую – и замерла, зацепившись взглядом за заметку в подвале второй полосы. А секунду спустя уже кричала, маша рукой, отцу, замешкавшемуся на борту пакетбота.
– Батюшка! Скорее, спускайтесь! В газете такое пишут – ахнете!..
«…Фёдор Лямкин, житель станицы Загорищенская, отставной унтер-офицер Кайзерлихмарине, подобран охотниками в трёх верстах от упомянутого села в бессознательном состоянии. Судя по рассказам односельчан, пострадавший вёл замкнутую жизнь в отдалённом таёжном зимовье и посещал Загорищенское изредка, для закупки припасов. На теле Фёдора Лямкина обнаружены химические ожоги и иные повреждения, характерные, согласно заключению сельского фельдшера, оказавшего ему первую помощь, для ручного оружия инри. Когда пострадавший приходил в себя, он рассказывал о виденном над тайгой гигантском летающем жуке, а так же об уничтоженных оным «жуком» инрийских боевых «облачниках». В подтверждение последнего Фёдор Лямкин предъявил берестяной туес с мёдом диких пчёл, в котором сохранилась отрезанная голова одного из нелюдей. Ужасный этот трофей был осмотрен казачьим урядником станицы вместе с прибывшим из уездного города полицейским чином, о чём был составлен надлежащий протокол. Попытки выяснить у пострадавшего, где именно он раздобыл голову, успеха не принесли, поскольку тот впал в тяжкое забытьё, в каковом и пребывает до сего времени. Губернатор Новой Онеги распорядился провести подробное следствие, для чего назначен чиновник по особым поручениям, долженствующий отбыть в станицу Загорищенская в самом скором времени. На вопрос, заданный корреспондентом нашей газеты: «а почему пострадавшего не доставят в Новую Онегу, где им могли бы заняться врачи Имперского Госпиталя?» упомянутый чиновник дал разъяснение, что Фёдор Лямкин пребывает сейчас в столь тяжком состоянии, что попытки перемещать его, несомненно, приведут к летальному исходу.
Необходимо добавить, что ничего подобного до сих пор в Загорье замечено не было, и если бы не упомянутая выше голова (согласно данным упомянутого полицейского протокола, отделённая от туловища не больше недели назад), то всё это можно было бы смело списать на бредовые галлюцинации. Однако, и страшный этот трофей, как и характер ранений самого Лямкина заставляют делать самые худшие предположения…»
– Что за вздор! – Елена очаровательно наморщила носик. – И чего только не придумают эти газетчики! Отрезанная голова в меду – кто, скажите на милость, в такое поверит?
Они беседовали на заднем сиденье открытого дампфвагена – губернатор, заранее поставленный в известность о прибытии профессора Смольского, послал на пристань адъютанта с транспортом для встречи высокопоставленного земляка. И теперь попыхивающий паром экипаж бодро катился по деревянным мостовым в сторону кварталов, где обитали имперские чиновники, семьи офицеров, купцы и промышленники – их в Новой Онеге всегда было хоть пруд пруди. Елена озиралась по сторонам и чувствовала, как настроение её постепенно улучшается. Дома здесь архитектурой больше напоминали Столицу, как и витрины магазинов, и облик прогуливающейся по тротуарам «чистой» публики; по мостовым пыхтели многочисленные дампфвагены, один раз мелькнуло даже огромное колесо, внутри которого на маленьком кожаном сиденье устроился человек, и паровичок за его спиной отчаянно плевался струйками дыма. Айнрад, юркий, быстрый механизм, потеснивший в крупнейших городах КайзерРайха верховых лошадей… То там, то тут мелькали разносчики и уличные торговцы на скрипучих «прыгунцах». А ведь три года назад, припомнила Елена, их не было вовсе – только старомодные лотошники в белых фартуках и с деревянными коробами на груди, во весь голос расхваливающие свой товар.