– Ну, не знаю… – тяну я. – Лулу – дурацкое имя, какое-то ненастоящее.
Она хлопает от радости, и мы решаем, что будем Кевином и Минди из Квинса.
– Я – шеф-повар, а ты – начинающий актер.
– Актер?
Мне обидно. Почему не режиссер? Не врач?
Она берет меня за подбородок:
– Кем же еще работать такому красавчику?
Затащить бы ее в туалет для инвалидов и оттрахать хорошенечко прямо здесь и сейчас!.. Эх, она уже двинулась к паре. Если женщина решила пообщаться, ни один пенис не остановит ее от бестолкового трепа об автокоррекции на «Айфоне» – «Блеять! Ахаха!» – и о геморрое с арендованной машиной. Слово за слово – так мы и сошлись с Эпштейнами. Оказалось, они тоже из Нью-Йорка – «обалдеть, да!» – оба юристы и вообще милые ребята.
– Привет, я Ноа, это Перл. Мы настоящие евреи – какими их изображают в голливудских фильмах, – представился Ноа, пожимая мне руку.
Болтаем о Вуди Аллене, а потом к нам присоединяются Гарри и Лиам Бенедиктус. Гарри – уменьшительное от Гарриет. Она – финансист, он – брокер. Подавляем зевок. У них двое маленьких детей, и они заметно нервничают, но на любезности не скупятся. Лиам помешан на кинематографе и хочет, чтобы я рассказал о своей работе. Мы болтаем о всякой забавной чепухе из серии «старенькие родители и новые технологии». Я рассказываю, как моя чудаковатая мамаша шлет мне сообщения с рецептами для скороварки. А Эми говорит, что ее мать твердо уверена, будто «ЛОЛ» не может значить «ржунимагу» и расшифровывается «люблю, очень люблю». Все смеются и считают нас удивительно веселыми.
Временами разговор заводит нас в жуткие дебри, вроде колебаний котировок на американской фондовой бирже; тем не менее мы держимся. Никогда еще мы с Эми не были так открыты и честны друг с другом, как в этом говенном баре, под вымышленными именами. Каждая ложь делает нас ближе – практически единым целым. Эми врет, будто отец шлет ей кулинарные статьи Рейчел Рей. Нам самим хочется верить, что у нас нормальные родители, которые пишут забавные сообщения, звонят, любят нас и просят помочь с электронной почтой.
Подходит официантка и говорит, что освободился столик с диваном; если мы хотим, то можем попробовать на него втиснуться. Я хочу втиснуть Эми между ног кое-что другое, но она смеется. Она обожает диваны. Как и все женщины.
Пока мы пробираемся по залу, Эми шепчет:
– Правда здорово?
– Ага, – я киваю, – просто бомба!
Садимся рядом, бок о бок. Эми стучит по столу и начинает:
– Давайте сыграем.
Все мужики в зале хотят ее и с радостью променяли бы своих унылых телок на мою малышку. Но она моя!
– Любимая постельная сцена в кино. Я называю первой! У меня из «Города воров».
Я и так знаю: Эми не раз говорила, что лучше бы Бен Аффлек остался с Блейк Лайвли. Запускаю руку ей под юбку, она не против. Залезаю в трусы и хватаю за задницу.
Ноа восторгается новым британским актером с HBO – кто бы мог подумать?! – и отправляет на кухню недоваренные морские гребешки. Перл случайно опрокидывает на скатерть бокал шабли и сетует, что она совершенный шлемазл. Гарри мастерит украшения и продает их на «Итси». Официант возвращает гребешки, я пробую и киваю.
– Идеально, блеять.
Все хохочут над моей дурацкой шуткой. А я думаю, что мы могли бы дружить по-настоящему. Даже начинаю жалеть об обмане, хотя в глубине души понимаю: знай они, что мы – неудачники без высшего образования, работающие в торговле, в жизни не сели бы с нами за один стол. Крепче хватаю свою малышку за задницу – уж этого-то у меня никто не отнимет.
Эми утверждает, что я непременно покорю Голливуд, и Перл соглашается, находя, что у меня «как раз такое лицо». Ее муж смеется. Глаза Эми сверкают. Пожалуй, она сегодня немного обгорела. Боже, вот бы нажать сейчас на «паузу» и остановить мгновение! Гаснет свет, бегут титры… Именно то чувство, о котором поется в песнях, – когда вдруг понимаешь, что нашел своего человека и обратного пути нет.
Эми подмигивает мне и поднимается с дивана, чтобы заказать песню «Paradise City» от «Ганз ‘н’ Роузез», однако неудачники на сцене ее не знают. Она хмуро возвращается и не произносит ни слова, пока наши новые суррогатные друзья обсуждают меню.
Целую ее в щеку.
– Моя сладкая.
– Ты чего?
Ласкаю ее и пробираюсь туда, где раньше были «джунгли».
– Я понял намек.
– Какой намек?
– «Paradise City» – как в наш первый раз, когда ты пригласила меня в джунгли.
Никакой реакции. Перл спрашивает, что мы будем: кальмары или мидии. Эми отвечает: всё. Она не помнит! Не помнит… Ладно, в конце концов, не всем же быть такими внимательными, как я. Может, и хорошо, что мы немного разные.