В каждом Гнезде покоилась дремлющая Королева — огромное сонливое создание, запеленутая и оберегаемая, вокруг которой решалась вся сложная жизнь поселения. Теперь, почувствовав Королеву, Креш страстно хотел прикоснуться своим разумом к разуму одной из них, погрузиться в ту усиливающуюся безбрежность, проникнуть в их мощный дух и попытаться его понять. Но он не решился. Он не решился. Смущенный, неуверенный, охваченный робостью из-за возраста и усталости, он удержался, убеждая себя, что не это являлось теперь его целью, не теперь, еще не время.
Его блуждающий разум искал дочь. Но не нашел.
Не здесь? Даже не здесь?
Тогда, наверное, дальше на севере. Это всего лишь вспомогательные Гнезда, вспомогательные Королевы. Надо было искать где-то еще. Он чувствовал силу столицы, которая располагалась над ними, — метрополии Королевы всех Королев, для которой все эти величественные пассивные создания — лишь обыкновенные подручные.
Нилли? Нилли?
Он продвигался все дальше и дальше. Но до сих пор не было ни малейшего намека на ее присутствие. Теперь он бессознательно ощущал, что приближается к Гнезду всех Гнезд, сверкавшему на горизонте словно второе солнце. От него веяло пылким вселюбящим душевным объятием Королевы всех Королев, которое манило и притягивало его.
«Нилли здесь нет. Я обманывал самого себя. После всего случившегося она отправилась не в Гнездо. Я следую в неверном направлении. Я удалился на тысячи лье от того места, где следовало бы искать».
Креш прекратил свой полет. Яркое свечение на горизонте не приближалось. Пора было возвращаться. В тот день он забрался настолько далеко, насколько это было возможно. Его звала Королева всех Королев, но он не должен отвечать, по крайней мере не теперь. Искушение было огромным: проникнуть в Гнездо, совместить свою душу с ее; побольше узнать о том, что из себя представлял мир внутри огромного джикского муравейника. Прежний Креш — юный и дикий Креш-все-воспрошающий — не сомневался бы ни секунды. Но Креш помнил и о других обязательствах. Пусть Королева подождет его еще.
Тепло Гнезда жгло его плоть. А пламя Королевы-любви наполняло душу. Но с неимоверным усилием он развернулся и стал продвигаться в сторону дома.
Теперь он летел в южном направлении, мимо бесплодных земель, мимо лучезарной Венджибонезы, мимо высохших плато на месте разрушенных городов. В поле зрения появилась согревающая зелень его родных провинций. Он мог видеть залив, побережье, холмы, белые башни города, который он сам построил. Он видел парапет высокого изогнутого Дома Знаний; видел находившегося внутри здания себя, который незримо присутствовал у своего стола, сжимая органом осязания Барак Дайир.
— Таггоран? — окликнул он, оглядывая комнату. — Наун ом Бенг? Вы еще здесь?
Нет. Они ушли. Он был один — ошеломленный, потрясенный только что проделанным путешествием. Пока он отсутствовал, каким-то образом пролетела ночь.
Комнату наполнял золотистый свет, исходивший с востока.
И Нилли… он должен найти Нилли…
Наверняка она находится где-то поблизости, как все время утверждала Таниана. Разумеется, она была жива — сверкающие камни не могли его обмануть. Установленные им жизненные импульсы несомненно принадлежали ей. Но откуда они исходили? Откуда? Он в изнеможении рассматривал Барак Дайир, пытаясь понять, сможет ли найти энергию еще для одной экскурсии.
«Я немного отдохну, — сказал он самому себе. — Десять минут, полчаса…»
Вдруг он начал осознавать, что внизу раздавались крики.
Восстание? Вторжение? Креш с трудом поднялся и вышел к парапету. Внизу бежали люди и что-то кричали друг другу. Что они кричали? Он ничего не мог разобрать… ничего…
Внезапный порыв ветра донес до него только:
— Нилли! Аруилана!
— Что? — проорал Креш. — Что случилось?
Но его слова не долетели. Его никто не слышал. Он перепуганно понесся вниз по бесконечной спиральной лестнице и выскочил на улицу. Он стоял, повиснув с трясущимися ногами на воротах здания, пытаясь восстановить дыхание и оглядываясь по сторонам. Там никого не было. Кричавшие умчались вперед, но затем появились другие — группа мальчишек, направлявшаяся в школу. Они кувыркались, прыгали и подбрасывали тетради. Увидев его, они остановились, изменив при встрече с летописцем свое поведение на более приличное, хотя их глаза оставались ликующими.