— Я должен извиниться перед тобой, — спустя десять дней пути сказал Фа-Кимнибол главному возничему. — Твой способ обращения с зенди самый верный.
Эспересейджиот только ухмыльнулся. Ему было наплевать на извинения и похвалы — его интересовали только зенди.
Теперь они продвигались по незащищенному от ветра прибрежному плато, расположенному между Доинно и Джиссо. Его бледную каменистую почву покрывали изогнутые серые растения. Вдоль дороги встречались разрушенные города Великого Мира. Правда, от них остались лишь неясные белые линии — эскизные наброски фундаментов и мостовых. Креш посылал сюда группы университетских студентов, чтобы они откопали что-нибудь еще, но здесь уже нечего было искать.
Приказав остановиться возле первого из этих поселений, Фа-Кимнибол огляделся вокруг. Он представил себе народ с темно-синими глазами, который когда-то здесь жил, — мясистых рептилеподобных тварей с удлиненными челюстями, огромными головами и тяжелыми бедрами, которые, подобно философам, неторопливо разгуливали вокруг, опираясь, как на костыли, на свои гигантские хвосты, и при этом их выпуклые голубые глаза вспыхивали одухотворенным светом.
Раньше он обязательно поискал бы на этом поселении пару безделушек Великого Мира для Нейэринты. Ее всегда радовали вещи такого рода — кусочек окаменелой кости или осколок какого-нибудь таинственного инструмента. Она украшала стены своей виллы странной, часто навещаемой ею коллекцией грубых и уродливых обломков древности и могла ими любоваться часами.
Теперь он ковырялся в этих развалинах только из-за навевавших тоску воспоминаний, а может, для того чтобы развлечься. Не исключая возможности натолкнуться на какое-нибудь блестящее приспособление былых времен, которое способно творить чудеса, на что-нибудь никем еще не найденное, просто лежащее на поверхности земли. Например, на оружие, способное уничтожать джиков. Или даже на кости синеглазого. Их еще никто не находил. Он шарил ногами по покрытой известкой почве, но там ничего не было.
Повинуясь своему капризу, он распорядился прокопать небольшую канаву. Слуги копали час, а то и больше, но смогли принести ему только кусок ржавого железа, который тут же рассыпался в его руках. Он содрогнулся и выбросил остатки в сторону.
Он вдруг в полной мере ощутил всю древность мира, прежних миров, которые накладывались на этот, подобно корке, подобно слоям пленки.
Здесь присутствовали отголоски истории, отголоски утраченного волшебства — волшебства, которое существовало до сих пор, но было вне пределов его досягаемости. Его начинала охватывать глубокая меланхолия. Его разум задержался на Великом Мире, на всем том, что он из себя представлял. Почему, несмотря на все свое величие, он погиб? Почему великие цивилизации умирают подобно простым смертным?
Здесь он столкнулся с недостаточностью своих знаний — с недостаточностью ума. «А Креш понимает такие вещи, — подумал Фа-Кимнибол. — Мы оба из одной плоти — ну, почти, он и я, однако он знает все, а я… а я ничего. Я всего лишь огромный и сильный Фа-Кимнибол, которого некоторые считают глупым, хотя это не так. Да, я невежествен. Но не глуп. Когда вернусь, надо будет поговорить об этом с Крешем».
— Интересно, почему так получается, — сказал Фа-Кимнибол Симфала Хонджинде, своему заместителю, — что Венджибонеза просуществовала столько лет, но в любом случае достаточно для того, чтобы мы смогли прийти туда и поселиться. А от этих городов не осталось ничего, кроме прожилок пыли и ржавчины.
Симфала Хонджинда был представителем кошмарской крови — жилистым и подвижным человеком со знатной родословной, старшим сыном Болдириифы и Стэйпа, который также имел отношение к линии Толайри, потому что был женат на сестре Хазефена Муери — Кэтирил. Он лениво пнул землю.
— Венджибонеза была городом синеглазых. Отец рассказывал, что у этих древних крокодилов были достаточно умные приспособления, выполнявшие за них всю работу. Эти машины так и остались там, продолжая все восстанавливать спустя тысячелетия, после того как Долгая Зима уничтожила всех синеглазых.