— Мрачнее? — Фа-Кимнибол попытался улыбнуться. — Симфала Хонджинда, ты решил, что я погрузился в уныние?
— Это очевидно даже для слепого.
— Ну, что ж, если так, то это не имеет никакого отношения к Саламану. Я недавно перенес большую утрату. Или ты забыл?
Симфала Хонджинда смутился:
— Да, да, конечно. Принц, прости меня. Успокойте боги леди Нейэринту. — И он сделал знак, относившийся к Муери Утешителю.
— Должно быть, будет странно снова встретиться с Саламаном, — спустя какое-то время проговорил Фа-Кимнибол. — Но проблем не возникнет. Как бы мы ни злились друг на друга раньше, какое это имеет значение теперь? Сейчас главное — это джики. А в данном вопросе наши мнения сходятся — мое и Саламана. С самого начала нам было суждено сражаться против них бок о бок, и вскоре так и будет. Мы заключим союз, который будет иметь огромное значение. К чему ему ворошить обиды двадцатилетней давности? Или мне?
Он снова отвернулся к окну, и разговор прекратился. По прошествии некоторого времени он высунулся из повозки и сделал знак Эспересейджиоту остановить караван. Зенди хотели пить; кроме того, это было подходящее место для вечерней трапезы.
Земля под их ногами была плодородной и покрытой зеленью. Множество потоков в послеполуденном свете казались каналами расплавленного серебра. Это была отличная плодовитая местность. Если ее немного осушить, то она, возможно, могла бы поддерживать такой огромный город, как Доинно. Фа-Кимнибол не мог понять, почему Саламан до сих пор не оккупировал и не разработал этот район. Он находился не так уж далеко от Джиссо.
«Как это похоже на Саламана, — с презрением подумал он, — оставлять под паром такую плодородную землю. Замкнуться, отказавшись от экспансии, и забраться за свою нелепую стену».
«Симфала Хонджинда прав, — сказал он себе. — Ведь ты по сей день ненавидишь Саламана.»
Нет. Нет. «Ненавидеть» — это слишком сильно сказано. Но несмотря на то, в чем он убеждал Симфала Хонджинду, он подозревал, что былые обиды где-то в глубине души еще не остыли.
В Доинно традиционно считалось, что он пытался оспорить с Саламаном право на трон Джиссо. Но это мнение было ошибочным. Фа-Кимнибол очень рано осознал, что никогда не будет править в городе, основанном его отцом. Когда Харруэл погиб в битве с джиками, Фа-Кимнибол был слишком юн, чтобы занять его место. Тогда единственной подходящей кандидатурой был Саламан. А однажды познав вкус власти, он несмотря на всю доброту сердца вряд ли согласился бы отказаться от нее в пользу Фа-Кимнибола, когда тот достигнет зрелого возраста. Это понимали все. Фа-Ким-нибол признал в Саламане короля с самого начала. Всего, чего ему хотелось, — так это уважения, которого он заслуживал как сын первого короля города: соответствующего положения, приличного жилища и почетного места рядом с Саламаном на торжествах.
На какое-то время Саламан предоставил ему все это. Пока он не достиг средних лет и не стал более раздражительным и беспокойным — новым мрачным Саламаном, резким и подозрительным.
Тогда, только тогда Саламан вдруг решил, что Фа-Кимнибол замышляет против него какую-то интригу. Фа-Кимнибол не давал для этого никаких поводов. Возможно, что кто-то из его врагов нашептал королю на ухо всякие выдумки. Но какой бы ни была причина, ситуация ухудшалась. Фа-Кимнибол ничего не имел против того, что Саламан больше, чем ему, стал благоволить своему сыну Чхаму: этого следовало ожидать. Но потом за королевским столом его оттеснил и второй сын, и третий; а когда Фа-Кимнибол попросил позволения жениться на одной из дочерей короля, ему было отказано. После чего последовали и другие проявления неуважения. Он был королевским сыном. Он заслуживал от Саламана больших почестей. Последняя капля в чаше терпения была такой незначительной, что Фа-Кимнибол даже не мог вспомнить, что это было. Они разругались, Фа-Кимнибол замахнулся на короля кулаком и пытался ударить его. Тогда он понял, что в городе Джиссо для него все кончено. Он ушел в тот же вечер и больше никогда не возвращался.
— Посмотри, Дьюманка кое-что добыл нам к обеду, — сказал он Симфала Хонджинде.
Интендант покинул свою карету. Пронзив копьем на берегу ручья, находившегося к югу от дороги, какое-то животное, он уже охотился за вторым.
Фа-Кимнибол был рад отвлечься. Разговор с Симфала Хонджиндой подействовал на него удручающе, напомнив о трудных минувших днях. Теперь он понимал, что хотя и мог не принимать во внимание ссору с Саламаном — забыть и простить было труднее, как бы он ни притворялся, что сделал это.