Баллард и возможно (позже) Муркок, смогли добавить кое-что новое к законам беллетристики вообще; НВ, возможно, приняла от мэйнстрима многое, но это не привело к возвращению назад (теперь это трюизм постмодернистской критики, но тогда — ни в коем случае), и конечно, НВ сделала больше, чем любой другой вид НФ, чтобы сломать барьеры между НФ и мэйнстримом. Поскольку она не была никогда формально литературным движением — возможно, больше общим настроением, нежели чем-то еще — НВ как жанр трудно определить. Возможно, фундаментальным элементом была вера, что НФ могла бы и должна быть принята серьезно как литература. Многое в ней соответствовало качествам контркультуры конца 1960-х: интерес к изменяющим мозг наркотикам и восточным религиям, нарушение табу, заметный интерес к сексу, сильная связь с поп-артом и со средствами информации вообще, пессимизм относительно будущего, которое вызывало у авторов твердой НФ традиционный оптимизм, частая сосредоточенность на вероятности катастрофы, вызванной перенаселением и вмешательством в экологию, также как и войной, и общий цинизм относительно политики США и Великобритании (особенно деятельности США на Юго-Востоке Азии и в других местах). Элемент антиутопии в НВ был особенно драматичен в случае Джона Браннера, многие из ранних работ которого были относительно легкими космическими операми. НВ интересовалась ближайшим будущим; но этот интерес часто направлялся и внутрь человека, одно из базовых понятий НВ — внутренний космос. Новые МирыМуркока печатали большинство известных авторов НВ в то время, включая работы нескольких американских авторов, которые жили в Великобритании: Сэмюэль Р. Дилани, Диш, Джеймс Сэллис, Джон T. Слейдек и Памела Золин. Другие участники НВ из США, часто объединяемые под этим ярлыком, — Эллисон, Норман Спинрад и Роджер Желязны; другие англичане — Баррингтон Бейли, М. Джон Гаррисон, Лэнгдон Джонс и Чарльз Платт, к ним можно было бы добавить Кристофера Приста, хотя он менее тесно связан с НВ. Несмотря на различные крайности НВ, иногда рассматривающей энтропию с усердием, напоминающим об Эдгаре По и Маске Красной Смерти (1842), несомненно, что она повлияла на издание НФ вообще. Это было незадолго до того, как американские рынки стали гораздо менее требовательны к тому, что они издают или не издают. Признаком стало появление оригинальных антологий — Опасные видения, Новые измерения, Орбита и Quark, которые включали существенную долю экспериментальных работ — действительно, они ясно демонстрировали (хотя необходимая точка едва ли была поставлена), что много НФ в США и Великобритании стало НВ по стилю и содержанию. Все это, естественно, пугало некоторых более консервативных представителей НФ, как показывает взгляд на истории жанра, написанные Дэвидом Кайлом, Сэмом Московицем и Дональдом А. Уоллхеймом. Уоллхейм комментирует в Создателях Вселенной (1971), что читатели и авторы, которые использовали мечту о галактических будущих, теперь получили пинки от экспериментальных стилей письма, свободное обсуждение секса, ниспровержение всех стандартов и морали (так как если мир идет к концу, какое значение имеют эти вещи?). Легко ощутить некоторое сочувствие к консервативной точке зрения в одном отношении; за малым исключением авторы НВ ушли от твердой НФ, и некоторым наблюдателям могло показаться, как будто та самая вещь, по присутствию которой более всего определяют НФ — наука (если упростить) — исчезла. Но фактически сражение не было выиграно (хотя твердая НФ никогда не восстановила прежнего выдающегося положения). Лучшие НВ авторы были скоро приняты НФ читателями вообще, и часто находили аудиторию и вне НФ; слабые авторы (некоторые были ужасны) главным образом остались у обочины. К 1970-м термин уже не казался точкой отсчета, хотя видные писатели (Гарднер Дозуа, Барри Н. Малзберг, Джоанна Расс, Джеймс Типтри-мл. и Джин Вулф) работали в стиле, который назывался НВ только год назад или даже позднее. Позже в течение десятилетия появились самые разные новые авторы, которые явно восприняли положительные уроки НВ, наряду с некоторыми из ее недостатков, от Майкла Бишопа и Джона Варли в США до Йена Уотсона в Великобритании. Не может быть сомнения, что в течение конца 1960-х жанр НФ нашел новые свободы, в то время как рынок показал большую готовность принять сложные формы. Как со всеми идеологическими аргументами, каждый использует все удобные средства, чтобы победить, и это удовлетворило многих друзей (и противников), увидевших НВ как своего рода гомогенное, монолитное политико-литературное движение. Этого не было никогда в умах большинства авторов, многие из которых обижены категорической классификацией. Диш прокомментировал в открытом письме, изданном в 1978: «Я не имею определенного мнения относительно НВ в НФ, так как не думаю, что это было когда-либо значащей классификацией. Если Вы хотите спросить — чувствую ли я солидарность со всеми авторами, которые когда-либо были объединены вместе под этим заголовком — конечно, нет». Было обычно в течение 1970-х и 1980-х, особенно для тех (подобно Дишу), кто сопротивлялся стереотипам, отклонять важность НВ или даже отрицать, что она когда-либо существовала. Из перспективы 1990-х, однако, кажется справедливым сказать, что НВ была реальна и свободна. Излишки НВ, включая ее иногда удушающий мрак, в значительной степени исчезли в последующей НФ, в то время как охват сложностей мира, характерный для НВ, остался. 1960-е были действительно периодом зрелости для жанра; если мы видим 1960-е именно такими, то есть и объяснение, почему часть НВ настолько резка (особенно в тоне голоса): большинство авторов было молодо. Одна причина, почему перспектива 1990-х полезна — мы можем наблюдать еще одну НВ в действии: киберпанк. Две из многих антологий НВ — Новая НФ (1969), редактор Лэнгдон Джонс и Новые завтра (1971), редактор Норман Спинрад.