Да; и я сейчас вспомнил слова одного моего друга, он говорил: в Аргентине все старые креолы[172] были в свое время гринго[173]. (Оба смеются.) Что в Буэнос-Айресе старики-гринго — это старики-креолы. И это верно.
Я хочу подчеркнуть, что ваша дружба с Биой Касаресом была благотворной и созидательной…
Разумеется; но я бы хотел сказать вот еще что: всегда считается, что при дружбе двух писателей разного возраста старший будет учителем, а младший — учеником; в нашем случае все получилось иначе: учителем был младший, а учеником — я. Я хочу подчеркнуть это — нет, не из ложной скромности, а чтобы восстановить истину, — потому, что Биой, только из вежливости, конечно, отрицает то, что было в действительности, ведь принято считать: учителем должен быть старший.
Так же верно и то, Борхес, что вы всегда считаете себя учеником, а не учителем.
Конечно; когда кто-либо называет меня «учитель», я оглядываюсь по сторонам — как если бы сказали «доктор» — и думаю, что обращаются к кому-то другому. Моя фамилия — Борхес, ко мне обычно именно так и обращаются: «Борхес»; те, кто меня не знает, называют меня «Джордж», но те, кто знает, говорят «Борхес». Конечно, кроме сестры; она, естественно, не называет меня по фамилии.
Понятно. Но вернемся к разговору о вас и о Биой Касаресе; иногда про вас говорят, что вы друзья — без близости9 что дружба ваша — весьма своеобразна.
Без сомнения; но если говорить обо мне, то у меня такая же дружба с Мануэлем Пейру[174] и с Мануэлем Мухикой Лайнесом. Пейру известил меня о том, что он женился, год с лишним спустя. Пейру вообще — весьма странный: он полагал, что о своей женитьбе он сообщил Сильвине Окампо, — на том основании, что, ежедневно разговаривая с ней по телефону, он однажды сказал ей: «Вчера я принял решение». Эти слова можно понимать как угодно, но Пейру решил, что он сообщил Сильвине о своей женитьбе; да, он сказал, весьма загадочно и кратко: «Вчера я принял решение» (окончательное решение) — и посчитал, что таким образом сообщил о своей женитьбе.
(Смеется.) Да, он сказал предельно ясно.
О да, предельно ясно. С Мухикой Лайнесом мы тоже были очень дружны, виделись мы, наверное… раз в два года. Добрую половину жизни я провел в лечебницах и санаториях, много раз мне делали операции на глазах, и всякий раз, когда меня оперировали, в больнице оказывался Мухика Лайнес. Когда он умер, меня не было в Аргентине; о его смерти я узнал только по возвращении в Буэнос-Айрес.
У вас, Борхес, много друзей, с которыми вы, бывает, не видитесь годами; один из них — Рикардо Костантино.
Да, он был замечательным человеком, и кроме того, мы были земляками: он — из Ломаса[175], я — из Ад- роге; то есть мы оба — «южане». Я не встречался с ним долгое время, но однажды он позвонил мне, я надеялся, что вновь увижусь с ним; он был прекрасным человеком, несправедливо забытым. Впрочем, в нашей стране все забывается, не так ли? — даже диктатуры, даже бесчестие, подлость, позор, все, все забывается или прощается, ведь забыть — это и значит простить; так и утверждается безнаказанность.
Забвение приводит к непониманию себя, своей истории, не так ли?
Да, конечно, забвение легко порождает сумятицу, неразбериху во всем.
Но давайте вспомним вновь о Биой Касаресе. Вы подружились, встретившись в журнале «Сур» или во время работы над «Антологией фантастической литературы»?[176]
Нет, мы познакомились не в журнале «Сур». Я увидел Биоя… меня представила ему Сильвина Окампо, которая тогда еще не была его женой; она была подругой моей сестры. Но только было это не в журнале «Сур», нет; вообще, не следует преувеличивать мое сотрудничество с этим журналом; да, я многим обязан Виктории Окампо, но не журналу, я печатался в нем изредка, я состою в редакционном совете — в него входят очень многие из тех, кто имел хоть какое-либо отношение к журналу, также и те, кто не имеет отношения к литературе; ну, например, Альфредо Гонсалес Гараньо, или Мария Роса Оливер[177].
И вы не собирались все вместе?
Нет, по-моему, нет; невозможно позвать Уолда Франка[178] из Нью-Йорка, Ортегу-и-Гассета из Мадрида, Дрие ла Рошеля из Парижа, невозможно. Это никому и не было нужно, эти люди вошли в редакционный совет только в знак уважения к Виктории Окампо.
Почетный редакционный совет.
Да, да, очень почетный (смеется); сегодня — очень почетный и призрачный. Но мне кажется, что журнал уже прекратил свое существование; или он все еще продолжает выходить?
173
Гринго — в Латинской Америке: презрительно-ироническая кличка иностранцев (главным образом — североамериканцев).
176
Первым изданием Антология фантастической литературы, ставшая впоследствии знаменитой, вышла в 1940 году.
177
Оливер Мария Роса (1898–1977) — аргентинская журналистка, общественный деятель. Правнучка национального героя Аргентины Хосе де Сан-Мартина.