Я внезапно заплакала. Странно, в общем, я не собиралась. Да и не могу сказать, что так уж горестно все случившееся переживала. Видимо, сильное и долгое напряжение сказалось. Сначала полились слезы, а потом и вообще на меня накатило: я сползла на пол, прямо в кучу битой посуды, вперемешку с остатками еды, поджала колени, уткнулась в них и начала горько рыдать. Какая-то то я прямо слезокапалка, как подросток с гормональными бурями.
Я отчетливо увидела, как у Саши дрогнул подбородок. Была небольшая пауза, секунду, может две, а потом он кинулся ко мне, обнял меня и прижал к себе. Это невероятное, радостное облегчение, до эйфории, до почти оргазма, я буду вспоминать, наверное, всю оставшуюся жизнь, и всю эту жизнь буду благодарна Саше за это чувство – такое сильное, такое яркое и такое приятное, по-настоящему бесценное.
Потом, конечно, мы переместились сначала опять за стол, а потом, постепенно, – в постель. Как сильно любится после долгой ссоры! Я снова плакала, что-то бормотала, Сашку всего трясло, он целовал меня, что называется, «не разбирая дороги» - лицо, шею, руки, спину, куда только доставал его жадный рот. Целовал и приговаривал: «Как же я тебя люблю, дурочка, изменщица проклятая, кокетка недоделанная!». Мы смеялись, мне не хватало дыхания, дух захватывало как на американских горках, в ушах звенело, я почти ничего не видела от слез и волнения, положившись на Сашу, его руки и тело, которые, мягко обхватив меня всю, тихонько вели, тащили, несли, катились вместе со мною к яркому финалу. Тогда мне казалось, что так будет вечно. И мы будем вечными, и наша любовь. И круг из наших рук, между которыми уютно устроились Матвей и Степан, спрятались надежно за мамой и папой, не разорвать никогда, нет в мире такой силы. Кого-то, может, и напрягает такая предсказуемость и уверенность в завтрашнем дне, а мне тогда казалось, что нет во всем мире женщины счастливее меня, нет женщины любимей, нет мужчины надежнее, нет жизни прекраснее сегодняшней и лучезарнее дня завтрашнего.
В общем, с тех пор не так много времени прошло. Жизнь – она лучший из реалистов. Умеет отделить правду от мечты, зерна от плевел. И разъяснить все непонятливым. И про любовь, и про верность, и про «никогда» и про «навсегда».
* * *
- Алло, Антон?
- Да, я слушаю
- Антон, это Ольга. Оля, ну, помните, я забыла деньги в супермаркете, вы за меня заплатили. Вернее, деньги я забыла дома, а в супермаркете я это обнаружила, и вы…
- Да, Оля! Я вас помню. Рад, что вы позвонили.
- Антон, вы извините, что вот так вот пропала надолго. Это не потому, что я про вас забыла, и про свой долг. Просто ваша визитка осталась в моей куртке, куртку я сунула в сумку, в кладовку и потом…
- Оля, вы не оправдывайтесь. Не волнуйтесь, потраченная сумма не подорвала моей финансовой стабильности, и я вас ни в чем не виню. Рад вашему звонку!
- Антон, я бы хотела вам вернуть долг. Давайте встретимся, когда вам будет удобно, я бы с вами рассчиталась.
- Оля, мне неудобно вам отказывать, но сегодня я улетаю на конференцию в Хельсинки, на несколько дней. Вы вот прямо сейчас застали меня в аэропорту. Жду объявления своего рейса. Вернусь в Москву и вас наберу, номер ваш у меня определился. Вот тогда и встретимся, буду рад.
Так. Вот, кажется, прямо сейчас меня щелкнули по носу. Боже, какой ужас, как унизительно! До чего дошла – сама к мужикам звоню, сама навязываюсь. А чего ты, Оля, хотела? Ты себя с утра в зеркало видела? Он к этой запущенной тетке разбежаться должен, прямо как стартануть из аэропорта – быстрее аэроэкспресса? С другой стороны, моего-то телефона у него нет, так что предполагалось, что если кто кому и будет звонить, то я ему, обратное невозможно. Все равно ситуация какая-то «фу», неприятная… Ну, да посмотрим, что будет через эти несколько дней.
Меж тем, надвигался Новый год. Надо было что-то решать относительно просьбы Саши отпустить к нему детей на праздники, которые молодая семья собиралась провести на Домбае. Не Альпы, конечно, но тоже неплохо. И пацанам проветриться не помешает, да и у меня будет время отоспаться, себя в порядок привести. Тянет за душу, конечно. Но, по здравому размышлению, отпустить надо.
Незадолго до этого мы все-таки встретились с Сашей обсудить материальную сторону нашего расставания. Встреча была назначена в кафе, где мы никогда не были, – не знаю, кто проявил такт, Саша или его новая Лена, но я это заметила и оценила. Было бы невыносимо встречаться там, где когда-то мы бывали еще семьей. Расположено это заведение было неподалеку от нашей станции метро, во дворе нового, построенного полукольцом, дома. Удобные достаточно приватные кабинеты за занавесками, немноголюдно, по деньгам вполне терпимо. Правда, наличествовало какое-то странное меню, в котором лобио соседствовало со спагетти карбонара, а плов – с блинами, в десертах мирно уживались тирамису, чакчак и пирожные безе, но, в общем, наверное, это и есть та самая «домашняя кухня» - дома то мы и сами не очень морочимся в плане совмещения этнического происхождения блюд. Таким же невнятным был и интерьер: бамбуковые занавески, на стенах – африканские деревянные и изысканные венецианские карнавальные маски, грузинские чеканки. Окрошка, короче, и пролетарский интернационализм.