Анджей замолчал и посмотрел в окно. Было видно, что его рассказ был скорее мыслями вслух. Поляк не обращал внимания на замершие в ожидании лица сидевших рядом молодых людей.
– Мы поженились, и она переехала ко мне в Гданьск, – продолжил свое повествование Анджей. – Там она продолжала удаленно учиться и работать над многочисленными проектами. Ей присылали полученные в Тихом Океане данные, и она обрабатывала их в нескольких компьютерных приложениях, в разработке которых сама принимала участие в студенческие годы. Она успешно прогнозировала изменение уровня мирового океана, течений, температуру воды, будущее Эль-Ниньо. Я, как и ее коллеги по всему миру, восхищался ее интеллектом и трудолюбием. Но в какой-то момент я заметил, что никаких совместных планов у нас больше нет. Мы перестали обсуждать возможность счастливо жить, трудиться и растить детей на берегу теплого океана… После учебы у нее действительно появилась возможность переехать в Новую Каледонию. После того, как она получила это предложение, мы провели с ней один вечер, выпили очень много вина и, при этом, почти не говорили. А утром, пока я еще спал, она собрала свою небольшую спортивную сумку и уехала, ничего мне не сказав. С тех пор мы не общались, хотя я, конечно, мог бы ее найти. Я не знаю, хотела ли она пощадить мои чувства в то утро или просто не хотела каких-то новых душещипательных разговоров.
– Анджей, прости, что задаю такой вопрос, но… Ты ее по-прежнему любишь? – спросила Сара, слушавшая рассказ Анджея с открытым ртом.
Поляк отвернулся от собеседников и посмотрел на метель за запотевшем окном.
– Да, – тихо произнес он.
Дальнейший разговор опять долго не клеился. Четверо молодых людей сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Только Сара иногда поднимала голову с плеча Александра, положившего руку на колено девушки, и тихо шептала что-то милое русскому парню на ухо.
Через полчаса Эдвард, уставший грустно и бесцельно смотреть в окно, вздохнул, потянулся, включил над своим сиденьем свет и достал очень старую на вид книгу. Мягкий свет лампочки, шелест страниц и медленное покачивание машины из стороны в сторону из-за ветра создавали своеобразный уют и располагали ко сну. Все, кроме Эдварда, постепенно начали ворочаться, устраиваясь поудобнее, сладко и заразительно зевать, готовясь заснуть.
Когда Александр через два часа открыл глаза, он застал Эдварда читающим книгу в точно таком же положении.
– Ты разве не хочешь спать? – спросил он канадца.
– Нет, я сейчас точно не смогу заснуть.
– А что хоть читаешь? – немного отойдя ото сна спросил Александр после небольшой паузы.
– "Войну и мир" Толстого.
– Серьезно? И как? Тебе нравится? – засыпал его вопросами удивленный русский, который давно не видел человека, читающего не просто художественную литературу, а классическое произведение.
– Да, очень нравится. Я сейчас перечитываю, а в первый раз я прочитал "Войну и мир" лет в 16, потому что мне очень нахваливала Толстого девушка, которая мне тогда нравилась. Просто захотелось взять с собой в путешествие именно эту объемную книгу, потому что я знал, что у нас все-таки часто будут такие продолжительные вынужденные остановки. И я не ошибся с выбором, нужно сказать. Сейчас это произведение воспринимается совсем по-другому, не так, как в подростковом возрасте. Все в поведении людей и вообще в мироустройстве кажется таким ясным и даже простым, очевидным. Но, главное, смотря на этот мир глазами Толстого, учишься человеколюбию. Знаешь, у меня у самого на душе становится спокойнее, когда кто-то из героев поступают правильно, избавляясь от мук совести. Мне кажется, таких произведений не хватает в наш век популярности самопознания, копания в себе, постоянных походов к психологу.
– Действительно, Толстой очень понятно описывает мотивацию своих героев и как будто каждому дает простые и ясные рекомендации для обретения душевного спокойствия, – согласился Александр. – Ты говоришь, тебе подруга посоветовала почитать Толстого? В Канаде и Штатах вообще, я так понимаю, читают русских классиков?
– Конечно. Толстой и Достоевский, абсолютно самобытные писатели, полагавшиеся на внутреннее гениальное чутье гораздо больше, чем на тенденции литературного мира своего времени, особенно пользуются популярностью. Причем, уже не одно столетие. В этом, кстати, как мне кажется, заключается прелесть наций, в короткий срок не так давно сформированных переселенцами из разных стран. Мы легко воспринимаем все культурные достижения человечества и не делим их на "свои" и "чужие". Я сейчас, конечно, говорю не о Толстом и Достоевском, которых и так читает весь мир, а вообще о различных направлениях в литературе, музыке и многих других сферах. Во многих европейских и азиатских странах особенно заметны стремления и на семейном, и на официальном, государственном, уровне делать особый упор в системе образования на те сферы, в которых уроженцы этих стран уже добились невероятных высот. Мало где в мире, например, в школах литературе уделяется такое внимание, как в России. Но, при этом, российская школьная программа, я знаю, особенно не стремится увлечь учеников, например, танцами, театральным искусством, гастрономией, хотя во многих странах по всему миру эти предметы считаются важными.