— Вот и я им говорю, расчленять зачем, быки? Зачем расчленять?! В Обь спустить налимам на хуй, закопать кротам на хуй, в тайге между сосен бросить кабанам на хуй. Они говорят, в Обь — это камень привязывать, а как привязывать, нечем привязывать, а если не привязывать, он не налимам приплывет на хуй, а к мусорам на хуй. Я говорю, зачем камень, живот вспороть, и не всплывет. Что, говорю, у нас страна маленькая? Россия не Франция и не Германия, говорю. Ты во Франции расчленяй, там земли мало, палец, кроме собственной жопы, некуда спрятать, и речки такие же — яйца не замочишь. А у нас — Обь, у нас — тайга. Ты, Жилин, когда-нибудь в тайге видел труп какой-нибудь, хоть волка, хоть зайца, хоть вороны? Правильно, не видел. А в чем дело, ты знаешь? А в том, что падаль сжирают птицы, грызуны, жуки, муравьи, кабаны. Ты вывези труп в тайгу на хуй и не закапывай, зима или лето, по хуй, мясо обглодают, кости вылижут, разгрызут, на километры в разные стороны растащат. Главное наше преимущество — мы в Сибири живем. Расчленять зачем, быки? Вообще убивать никого не надо. Ништяк, привези живого в тайгу, насади на лом жопой, люби свободу, как чайка воду, опять расстанемся счастливыми, тайга пирует.
И так почти до ночи, пока на укол не увели, рассказывал про убийства и про способы сокрытия трупов, ему пожизненное светило, но он псих был бесспорный, экспертиза не нужна таким. Он рассказывал про тайгу и жуков-трупоедов, сказал, что со школы увлекается биологией и знает жизнь насекомых и животных, охоту не признает, а вот зоопарк даже на ресторан не променяет, сейчас предложили бы на выбор ресторан, голую модель, косяк или зоопарк, он бы выбрал модель, косяк и зоопарк, а ресторан — ну его на хуй. Он рассказал, как однажды летом держал в хозяйстве, где выращивают солодковый корень, женщину в заложницах, выкупа ждал, но женщина умерла, и он ее отнес в тайгу, а закапывать поленился, ну и понаблюдать решил, что будет, взял брезента кусок, одеяло, консервов и прожил возле две недели. Он рассказывал с подробностями, и вроде бы не нужные никому сведения придавали его рассказу документальную убедительность, если бы я был присяжным, мне не понадобились бы материалы следствия, вещественные доказательства и свидетели преступления, я бы признал Паштета виновным лишь на основании его подробной болтовни.
— Чуть завонял труп — и набежал, налетел животный мир. Птицы и грызуны меня боялись, поэтому к трупу в первые дни не вылезали. Зато у насекомых был праздник. Сначала мухи, они первую пробу берут. Какие мухи первые? Светло-серые домовые, крупные синие мясные, других не определил. Эти мухи откладывали яйца в свежее мясо. Когда труп стал портиться на жаре, комнатные и мясные улетели, прилетели падальные: зеленая люцилия с металлическим отливом и серая саркофага, они тоже отложили яйца. Из мушиных яиц на следующее утро вылупились личинки, они жрали мясо, пили трупную жижу, росли и жирели. Личинки могут съесть труп до костей, но другие мертвоеды им не дадут, в природе конкуренция, борьба за существование. Через день пришли жуки-могильщики — черные, с красно-желтыми полосами. Они тоже жрали труп и откладывали в него яйца, из яиц вылупились питающиеся тухлым мясом личинки. Еще через день пришли блестящие жуки-карапузики и хищные стафилины, они пожирали личинок мух и жуков, а заодно и мясную гниль. Дней через 10, когда труп разжижился, выделение газов и зловоние поутихло, мухи улетели. Труп постепенно высыхал, оставшиеся в живых личинки сползли и зарылись в землю, ушли жуки-могильщики, карапузики и стафилины, зато набежали плоские черные силфы, чешуйчатые кожееды, серые троксы и трупные клещики, которые обглодали сухожилия и к концу второй недели вычистили кости до блеска. Через две недели ко мне привыкли вороны, лисы, ежи, они пришли кости жрать. Я ушел, когда череп еще оставался с волосами и крупные кости оставались, через месяц вернулся — нет ничего, ни единой косточки. Медведи труп дожрали, или кабаны, или росомахи.