— Ты не понимаешь, Тойя-кун. — говорит она и ставит бокал на стол. Но между столом и ней — стоит Тойя и ему приходится податься чуть назад, чтобы не столкнуться с ней лбом. Дурачок, думает она, вот уж Кента на его месте времени бы не терял.
— Мужчина… настоящий мужчина — никогда не спрашивает у окружающих — что он может делать, а что нет. — говорит она, чуть отстраняясь и давая Тойе возможность сбежать из сладкой ловушки, что тот незамедлительно делает, начиная с преувеличенной старательностью протирать стол. Она смотрит на него с сожалением. Красив, умен, деликатен, незаменим в мелких поручениях, никогда и ничего не забывает, и чудесно умеет заваривать чай… но осторожен. Слишком осторожен. Эволюция и современная культура породила много таких мужчин — осторожных. Наверное, такие и живут дольше и спокойней, но песни про таких никто не сложит.
— Ты вот сказал, что нельзя совмещать любовь и войну. Но чего стоит твоя любовь, если ты не готов сражаться за нее? — задает она вопрос, отойдя к окну и глядя на город, сияющий огнями внизу. Она стоит и ждет ответа на свой вопрос. Она стоит и где-то в глубине души надеется, что сильные руки Тойя-куна сейчас охватят ее сзади и его голос скажет ей, что отныне она — его женщина. Пусть даже только на эту ночь, пусть в этом самом кабинете…
— Извините, Накано-сама… — звучит голос и щелкает замок на двери. Она снова одна. Что же… было глупо надеяться. Уж Кента-кун на его месте не упустил бы возможности, он бы подошел к ней и смял ее блузку своими руками, глядя прямо ей в глаза своим нахальным, до безумия наглым взглядом… он бы не спрашивал, не просил разрешения, он бы знал, что ей надо. А может быть — ему было бы все равно, что ей надо, потому что это было бы нужно ему…
— А, черт! — говорит она и шагает обратно к столу. Вынимает из ящика свой телефон и набирает номер. Сегодня она домой точно не поедет.
POV Томоко
Она несется по полутемному коридору старого корпуса школы, так, словно у нее сзади выросли крылья, она перепрыгивает через ступеньки, взлетая по лестнице. Они должны знать! Она едва не падает на углу, нога скользит, но взмахом руки — она восстанавливает равновесие. Все должны знать!
В последнее время ее существование перестало быть существованием — как-то незаметно. У нее появились друзья, у нее появилась цель, у нее появилось щемящее чувство причастности к чему-то большему чем она сама. Наверное, это и называется жизнь. Ее одноклассник вдруг показал себя совершенно с неожиданной стороны, и она помнила — как это началось! Именно с нее — с того злополучного вечера и этой проклятой фотографии топлесс, которую эта стерва Мико выложила в чат класса. Ведь только в тот вечер Кента и решился открыться, показать всем, что он не такой, как про него думали. Не такой как все. Эта мысль ее грела. Никто не воспринимал Кенту всерьез, к нему относились пренебрежительно, этот хитрюга Хироши постоянно разводил его на деньги, его могли толкнуть или обозвать… но все это было неважно для него. Он не обращал на это внимания, хотя, сейчас, задним числом — она понимала, что он мог бы завязать узлом всех своих обидчиков! Но… он не делал этого. И сейчас она понимала почему — все эти школьные разборки были мелкими для него. Он вмешался только тогда, когда … — Томоко остановилась, восстанавливая дыхание и поспешно изгнав из головы неприятные воспоминания. И все же, в этом было что-то приятное — не то, что ее оскорбляли и унижали перед всеми парнями класса, а то, что Кента вступился за нее, шагнув вперед и даже позволив этому идиоту ударить его!
А это значит… значит — она нужна ему! Больше чем все эти девчонки на шоу, больше чем эти старые тетки с завода «Колы Джап»… потому что только ради нее он раскрыл свое истинное я! Что же касается членов Клуба Экзорцистов, то тут все ясно, Наоми больше свои проблемы тут решает, Шизука старается с ума не сойти, и только я могу быть ему подругой! И … — она зажмуривается, представляя себе что-то невероятно замечательное и чувствует, как краска приливает к щекам. Все, думает она, все, хватит, сама придумала, сама смутилась, ну что такое, Кента бы посмеялся… кстати и мама спрашивает, мол этот мальчик у вас в классе же учится…
Она топает ногой, прогоняя мысли и снова торопиться по коридору, а вот и дверь! У дверей — темное пятно на полу, сгусток тьмы, игра теней.
— Шизука-тян! — обращается она к сгустку тьмы: — а ты чего тут сидишь? Где остальные? — пятно шевелится и откуда-то из переплетения теней — формируется серьезное лицо с большими глазами и бледной кожей. Шизука кивает на дверь, мол остальные там и пожимает плечами. Из-за двери доносится музыка, не то радио, не то портативная колонка. Томоко дергает за ручку двери. Заперто. Шизука поднимается на ноги и встает рядом с ней, откуда-то извлекает короткое обоюдоострое лезвие и втыкает его в щель между дверью и косяком, отжимает язычок замка и открывает дверь. Томоко — врывается в клубную комнату, распахнув дверь. Они все должны знать!
Сделав два шага — она останавливается как вкопанная. Полутьма, свечи, легкий запах благовоний, какая-то ненавязчивая мелодия из портативной колонки… и лежащая на столе Наоми-тян, связанная и беспомощная, с кляпом во рту, повязкой на глазах… одетая только в эти вот веревки. И нависающая над ней Натсуми — в школьной форме с закатанными рукавами и подвернутой юбкой, держащая в руке свечу, так, что раскаленный воск капал прямо на живот Наоми.
— Ээ?! — говорит Томоко и хлопает глазами: — …
— Добрый вечер, То-тян — невозмутимо здоровается с ней Натсуми, ее рука немного дрогнула и воск из свечи полился вниз.
— Мммм! — мычит Наоми-тян и корчится на столе.
— Ээ… я, наверное, мешаю… — говорит Томоко и пятится назад.
— Почему же? — пожимает плечами Натсуми: — стыд перед обнажением и признанием собственных темных желаний — это как дополнительная приправа к блюду. Наоми-тян пока еще в состоянии испытывать такой стыд, так что вы можете посидеть тут… или присоединиться. Вон там, на тумбочке — еще свечи есть. У нее особенно чувствительны живот и грудь.
— Не, я, пожалуй, пойду… Шизука! — Томоко хватает за рукав девушку в черном, которая уже шагнула к тумбочке.
— Мммммм! — говорит Наоми.
— Сейчас, сейчас, дорогая — отвечает ей Натсуми: — уже уходите? Кстати, девочки, имейте в виду — на будущее, что если дверь закрыта и заперта — то для этого есть основания. Можно в конце концов постучаться…
— Д-да… мы уже уходим — Томоко пятиться, таща за собой Шизуку, которая идет с явной неохотой.
— А чего приходили то? — спрашивает Натсуми, поставив свечу на стол: — что-то случилось?
— А? Что? Ах … да! Кента возвращается! — вспоминает зачем она прибежала в клуб, Томоко: — по телевизору показали!
— Как я и говорила… — пожимает плечами Натсуми: — этот нигде долго не удержится. Будем готовить торжественную встречу?
— Ммммм! — подает голос Наоми и Натсуми успокаивающе гладит ее рукой.
— Ну… мы пойдем, пожалуй… — отворачивается от этого зрелища Томоко. Краска снова бросается ей в лицо, она чувствует, как пылают ее щеки. Хотя… она украдкой кидает взгляд на невозмутимую Натсуми. Так и есть — даже у нее на щеках цветут розы… значит и ее пронимает…
— Так не делают. — качает головой Шизука: — кто ж так пытает? Узлы неправильно завязаны и вообще…
— Да не пытает она ее! — прерывает ее Томоко: — все, пошли!
— Как не пытает? — удивляется Шизука: — но…
— Вот Кента вернется — пусть сам тебе все объясняет! — с досадой кидает Томоко и Шизука покорно замолкает. Кента так Кента. Они вылетают за дверь и им в спину летит — «Дверь закройте! Она ж простудится!» и очередное «Ммммм!» от Наоми.
— А когда он вернется? — спрашивает у нее Шизука, дыша в спину.
— Да уж поскорей бы… — вздыхает Томоко: — а то тут у него дел много…
КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ КНИГИ