По крайней мере я так думал до этого самого момента — пока дикая штучка по имени Катерина Мендоза не посчитала что загнала меня в угол с помощью обнажения и распределения силиконовой смазки по всему своему организму. Организм у нее… так, сейчас не об этом. Если что-то и есть у меня в этом новом мире, так это моя репутация извращенца и человека, который как раз плевать хотел на это ваше мнение и эту вашу мораль и эти ваши «фу таким быть». Вот прямо открываете энциклопедию на странице «фу таким быть» и видите там мое лицо.
В свою очередь Мендоза, увидев мое легкое смущение из-за стояка решила, что блефовал в тот раз с поединком по правилам Вольфганга Гете — голыми и в масле. Решила, что я ее развел, а сам — смущаюсь и стесняюсь. Мендоза не понимает моего смущения, это не стыд перед публикой, это скорее дань уважения к противнику. Это как поклон перед поединком, я кланяюсь уважая, не желая своей победой унизить человека, втоптать его в грязь. Кроме того, у меня немаленький такой триггер в отношении сексуального насилия — я не допускаю его в отношении девушек и считаю неприемлемым. А бороться в партере с лингамом, который так и норовит… эээ… проникнуть — это как раз насилие, связанное с сексом. Так что не надо путать мое уважение к сопернику со стыдом перед стояком.
И сейчас пришло это время. Показать Мендозе, как она заблуждается. Использовать в качестве оружия против меня мое же уважение к сопернику? Я могу и снять некоторые ограничения, если вы настаиваете. Как там говорят в анимационных сериалах про девочек-волшебниц — «Снятие Печати Запрета! Первый уровень!»
— Погодите — говорю я заикающейся Рико-сенпай. Я не спрашиваю что за хрень тут творится и почему разрешено посредине поединка так менять свою одежду и выбор оружия, такие вопросы были бы приняты неверно.
— Если все так, то мне тоже надо подготовится — говорю я: — по крайней мере… — и я распахиваю кэндоги, развязываю пояс. Делаю шаг назад, сзади меня появляется умница Марика и подхватывает мою одежду, она и вправду очень быстро соображает, просто иногда старается дурочкой выглядеть. Ничтоже сумняшеся — развязываю завязки на штанах. Снимаю и штаны. Тишина в зале становится просто угнетающей. Сейчас я в трусах, а Мендоза в купальнике и всем отчетливо видно мой напряженный лингам. Пенис. Член. Но… как говорил Билли Шекспир в своей бессмертной пьесе про датского принца — и Ирода можно переиродить.
Я спокойно снимаю и трусы. Завожу руку за спину и умница Марика без малейшего звука протеста — забирает их у меня. Все. Я одет только в новое платье короля из известной сказки. Спереди у меня как рог у единорога торчит важная деталь. Я теперь как греческая трирема — с тараном. Имеющим двойное назначение.
— Вот теперь я готов — говорю я и гляжу прямо в глаза своей сопернице. На удивление — она не вспыхивает румянцем, как все обычные японские школьницы в таких вот случаях. Она смотрит прямо мне в глаза, избегая опускать их.
— Не боишься, что я откручу тебе что-нибудь… в процессе? — задает она вопрос.
— Ты можешь попробовать. — пожимаю я плечами: — а насколько хороши эти вот завязочки на тебе? Мне кажется, что в конце концов и ты будешь в таком же виде… можешь сразу их снять.
— Тц! — кривит губы она: — не дождешься, извращенец!
— Кто бы говорил — отвечаю я: — это не я первым с себя все скинул… я-то извращенец, слов нет. Но я рад, что ты тоже. У нас много общего, нэ?
— … Мендоза смотрит на меня, и я вижу, что у нее в глазах — мелькает легкое сомнение. Она начинает сомневаться, верно ли она поступила, она наконец поняла, что я не блефую. Конечно, я стою на татами совершенно голый с точащим вперед эрегированным членом и не смущаюсь ни капельки. Не надо путать мое уважение к сопернику и непринятие сексуального насилия со стеснением. Что делает Кента в поединке? Повышает ставки. Конечно, если невозможно договорится. Так что — добро пожаловать в страну Оз, девочка Катерина. Канзас остался далеко позади, а здесь и сейчас если ты не откажешься от поединка, то тебя ждет чрезвычайно увлекательная борьба нагишом… практически нагишом на глазах у всей Академии и я уверен, что завтра же видео нашего поединка будет в сети. Так что ее ставка изначально бита, нашла чем меня напугать.
Тишина затягивается, и я перевожу взгляд на Рико-сенпая, которая давно уже должна была сказать: «Стороны сходитесь! Хаджимэ!», но не говорит. Глядя на нее — понимаю почему. Она спрятала лицо в ладонях и отвернулась. У нее приступ испанского стыда. Ей стыдно за нас и особенно за меня. Знакомое чувство.
— Поединок останавливается решением Студенческого Совета Академии! — раздается вдруг голос с трибуны. Ага, здоровяк решил вмешаться, Рино-сенпай и вправду немного на носорога похож, плечи бугрятся мышцами. У меня внутри начинает нарастать протест.