— Правильно, Никита Степаныч, говоришь, — ответил Сомов. — Да не случилось у меня подходящей полезной работы. А сынок только дело начал осваивать.
— Да, вроде неплохо у него выходит, — сказал Никита Степанович. — Но я работу ему другую найду. — И он ушел.
— Настоящую работу? — не поверил Димка.
— Он мастер на участке, — сказал Сомов. — За все отвечает. Раз пообещал, то найдет. Это уж точно.
Через минуту мастер участка вернулся и подал Димке гладкий и светлый, в палец толщиной, пруток.
— Шпильки надо нарезать, — сказал он. — Чем станок гонять, электроэнергию тратить — вот возьми-ка и распили. Каждая шпилька — сто пятьдесят миллиметров. Запомнил?
— Ага, — немного испугавшись, сказал Димка.
— Вот наметит отец, где резать, и работай. Да и людей у нас лишних нет — станок гонять. Шесть человек в отпуске. Владимир Иваныч, сделай разметку… Как тебя звать? — обратился он к Димке.
— Дима. Шустров.
— Может, Дима, до обеда и управишься… Нужны шпильки-то. Срочно… Ну, не стану мешать. Работайте.
— Ну, заказ получил — надо выполнять, — сказал дядя Володя. — Видишь, срочная нужда в этих шпильках… Нельзя мастера подводить: с него ведь тоже спрашивают. Сможешь?.
— Смогу, дядя Володя, смогу! Видите сколько здесь пропилил?
Сомов ничего больше не сказал, раздвинул штангенциркуль точно на сто пятьдесят миллиметров и острым керном-гвоздиком наметил ямку. Еще четыре ямки уместились на гладком прутке.
— Начинай, — сказал он. — Не торопись. Повнимательней…
Обед
Димка подумал, что строгого мастера участка и сам дядя Володя побаивается. Когда Никита Степанович вынул из кармана линейку и, поправив на носу очки, стал тщательно измерять готовую шпильку, Сомов оставил работу и с опаской посмотрел на мастера. И Димка волновался, но не очень сильно. Ведь шпильки, по совету дяди Володи, он гладко опилил сверху тонким напильником, и сделались они с торцов совсем блестящие. И по размеру шпильки были одна в одну. Чего же волноваться?
Никита Степанович измерил шпильку, к ней другие рядышком приставил, потом спрятал в верхний карман линейку, а в нижний положил изготовленные Димкой шпильки.
— Замечаний не имею. Сработано качественно. Как фамилия?.. Шустров?.. Владимир Иванович, — обратился он к Сомову, — работу на твой наряд запишем.
— Понятно, — кивнул тот.
Едва мастер отошел, Димка с любопытством спросил:
— А в какой наряд, дядя Володя?
— Ну ты же работу выполнил — значит, должна быть оплачена.
— Мне оплачена?.
— Видишь ли, — объяснил дядя Володя, — тебе заплатить не имеют права. Ты же не оформлен у нас как рабочий. Вот и приходится пока на мой наряд записывать твою работу.
Но Димку эти тонкости мало интересовали, его поразил сам факт: постояв полтора часа у тисков и помахав с удовольствием ножовкой, он, Димка Шустров, заработал деньги! Делал настоящую и нужную работу.
Однако как следует осознать это чудо Димке помешал гудок цеховой сирены — начался обеденный перерыв.
Столовая помещалась за углом цеха. И трех минут не прошло, как Димка уже сидел у окна за квадратным столиком и держал перед собой две ложки и две вилки.
Скоро и дядя Володя появился с подносом. Поставил по тарелке с борщом, по шницелю с маслянисто блестевшими макаронами. И кисель, который Димка больше всего любил, — вишневый.
Порция борща была великовата — Димка понял, что и половины не одолеет. Он не спешил, солидно, как и Сомов, набирал в ложку розовый, в желтых блестках, борщ, прикусывал ноздреватый пшеничный хлеб.
На них с веселым уважением поглядывали из-за соседних столиков. А худощавый мужчина с редкими, зачесанными набок волосами, желая сказать Сомову приятное, кивнул на Димку:
— Рабочее пополнение кормим, Владимир Иваныч?
— Кормим, Сергей Сергеевич, — просто сказал Сомов.
Сидевший рядом с Сергеем Сергеевичем дядька с широким лицом покривил мясистые губы:
— А не рано ли, Владимир Иваныч? Ребятенку-то, поди, нет и тринадцати?
Сомов прожевал хлеб и даже ложку на край тарелки положил:
— А потом-то, Егор Петрович, может и поздно быть. Я так думаю.
— А ты, Петрович, улыбочку-то спрячь, — сказал его сосед. — Оно, может, и рано, да хуже не будет. Вот во дворе у нас оболтусы есть — борода в аршин уже, а от работы бежит, как собака от палки. Кто виноват? Может, мы сами и виноваты? Все готовенькое им подсовываем — ешьте вкусненько, пейте сладенько. Да слова, как ты, Петрович, говорим: рано, рано, пусть погуляют. А теперь за голову хватаемся: как его, оболтуса, к полезному делу приучить?