И вот, как-то в среду, когда Аришка умчалась на тренировку в бассейн, а старшие хозяева были на работе, Трифон вновь предпринял попытку приударить за Лукерьей Савишной. Насовав в карманы изумрудной, сшитой из старого аришкиного купальника, рубахи, кульки со своими утренними конфетами из кухонного угла, домовой деликатно постучался в решетку вентиляции, вызывая Лукерью. Это был уже утвержденный способ их недолгих встреч. В трубе послышался шорох и кряхтенье. Домовиха отворила решетку и вся зарумянилась, зарделась так, что даже зеленые кончики ее вытянутых ушей тоже стали багровыми.
Это была маленькая, даже чуть ниже Трифона, крепенькая, то ли женщина, то ли старушка, истинная сибирячка с серьезным характером. Лукерья была все в том же сером сарафане, только еще перепачканном мукой и ванилью.
– Стряпаю, вот, – отведя большие желтые глаза долу, смущенно промолвила она басом.
– Душа моя, Лушенька, позволь поугащивать тебя скромно сладеньким, -дрожащим от волнения голосом произнес Захарыч, который сам был краснее мака.
Глаза домовихи оживленно засверкали при слове «сладенькое». Она протянула ручонку за кульком с конфетами и смачно чмокнула своего кавалера в нос. После этого оба влюбленных еще долго хихикали от стеснения, временами даже слегка похрюкивая. Каждый раз за этот месяц они виделись, словно впервые. Но даже за этот короткий срок Захарыч успел понять, что никто и ничто уже не заменит Лукерью в его сердце. Похоже, она поселилась там навсегда.
Наконец, настеснявшись вволю, домовиха зычно объявила:
– Ну, досвиданькаться, что ли, давай! Ворочусь в избу. А то напортачат там без меня.
– Уже скучаю, лучинка моя березовая…Уж приди, как позову! – грустно вымолвил Трифон.
– Уж приду. – припечатала домовиха, заслонила решетку, игриво подмигнула ухажеру и исчезла в вентиляции.
После каждой такой короткой встречи Захарыч летал по дому, и новые идеи так и сыпались в его голову. Вот и сейчас, как раз, пришла ему одна гениальная мысль:
– Сошью ей сарафан! Да с атласными вставками! Да переливчатый, как русалочий хвост! – замечтался домовой и тут же вспомнил, что материалов для такой роскошной идеи у него не было. Кукольный шкаф, и то пожалела для него маленькая хозяйка.
–Эх, придется все выложить Аришке, все рассказать о своей любви, и она что-нибудь придумает. Не все же время только мне ей помогать. Она моя подруга, значит, поймет.
Отсутствие тканей для сарафана и украшения к ним не заставило Трифона опустить руки. Наоборот, теперь среди скучных бытовых неблагодарных дел, он обрел цель: сделать счастливой и нарядной свою драгоценную Лушеньку. Он вообще теперь считал, что ничего важнее этого нет.
Вечером прискакала довольная Аришка. Она недавно стала заниматься плаванием. После той нашумевшей истории с конкурсом Арина завоевала уважение и почет у одноклассников. Ребята частенько обращались к ней за советом, звали перекусить в столовую, играли и выручали с уроками. Время насмешек и игнорирования осталось позади. Арина особенно подружилась с девочкой-пловчихой, белобрысой Леркой, и теперь не только ходила в бассейн вместе с ней, но и сидела за одной партой, а Родя Тимофеев и вовсе стал ее закадычным приятелем.
Совсем по-другому обстояли дела у Полины Леоновой. Ребята стали ее избегать и за спиной крутить пальцем у виска. Жизнь первой красавицы класса стала отнюдь не безоблачной, и авторитет среди сверстников пал. Что ж, высокий полет не бывает вечным, а при скверном характере – готовься к оглушительному падению. Словом, приоритеты одноклассников обратились теперь совсем не в сторону Полины. А наша Аришка приглашала домой друзей, хорошо проводила с ними время и практически всегда была в радостном настроении, забыв о своих бесконечных слезах и расстройствах.
– Ой, как она вся раскраснелась! Щеки свежие, холодные, а глаза – огромные, голодные! Поплескалась вдоволь – ужин ты испробуй! – припевал Трифон, встречая хозяйку в дверях.
– Ныряли сегодня все занятие, устала, как слон, – отдышавшись сказала Арина.
– Скорее уж тогда, как кит! Вода-то из берегов не вышла от твоих погружений? – веселился домовой.
Аришка вытащила из рюкзака мокрое полотенце и попыталась отходить шутника по чем попадет, но шустрый дал стрекача.
Вечером Трифон решился на признание, но зашел совсем издалека: