А Эмма Сергеевна! Она светилась от счастья, как тогда, когда у неё появился Картонкин! Ну уж нет! Он ни за что не допустит соперника в своём доме! От мысли, что до её любимой будет дотрагиваться пришедший хлыщ, приводила Картонкина в ярость. В жизни он не испытывал такой ревности.
- Эммочка, ты не говорила, что у тебя такой роскошный котяра!
- И нечего подлизываться, - картонкин сурово сидел в центре зала и его взгляд не предвещал ничего хорошего.
Эмме Сергеевне стало неловко:
- Пусик, познакомься, Ростислав Осипович. Мы работаем вместе. Он наш новый сотрудник.
- Ты неужели перед котом оправдываешься, - не поверил увиденному гость, но его никто не слушал.
- Служебный роман, значит, дорогуша? - кот усмехнулся.
- Ну, что ты, Пусенька. Он мой хороший знакомый. Я его маму знала. Мы с ней даже дружили. Я, представляешь, ему уроки помогала делать.
- На молоденьких потянуло! Значит, ты меня больше не любишь?- взвизгнул кот.
- Ну как можно такое говорить? Люблю, конечно! Ты мой самый, самый сладенький...
- Эмма, ты что, с котом разговариваешь? - прервал диалог гость.
Эмма Сергеевна и Картонкин от неожиданности замолчали и одновременно уставились на изумлённого Ростислава Осиповича.
Повисла пауза, которую нарушил Картонкин, с шумным вздохом встав и сурово шагая иноходью, демонстративно цепляясь всеми когтями за палас, ушёл в коридор, при этом протяжно утробно мяукая:
- Да пошли вы...
Ростислав Осипович готов был поклясться, что незнакомый кот его только что послал...
Эмма Сергеевна от неловкости момента не знала, куда деть глаза... а грубость любимого... А может, он прав, нельзя выбирать между мужчиной и любимым котом...
- Чаю... хотите чаю? - дама в растерянности перешла на «Вы». Она суетливо побежала на кухню, поставила чайник, забежала в коридор, поправила ботинки гостя, протянула руку к сидевшему рядом Картонкину, но тот отшатнулся и грозно рыкнул:
- Не трожь. Топай к своему хахалю.
Чай был заварен, пирожные лежали в хрустальной вазочке. Ростислав Осипович по свойски расположился на диване - на том месте, где обычно лежал Картонкин. Кот занял выжидательную позицию, одним глазом глядя на гостя из прихожей. Эмма Сергеевна, в свою очередь, старалась не смотреть в сторону кота.
- Эмма, может шампанское?
- Я не пью.
- Я тоже не пью. Но ради момента. За встречу.
- И всё же нет.
- Что, кот не разрешает?
- Ну, при чём здесь кот? Я сама не люблю. Потом голова болит. А кот у меня замечательный, милый, он умный и знаешь, какой...
- Мы что, о коте будем говорить? Я и так не понял, что тут между вами было? Он что - ревнует?
Картонкин полностью высунул голову из-за угла и как можно суровее посмотрел на гостя, от чего тот чуть не поперхнулся чаем.
- Да, суровый у тебя котяра.
- Он добрый. Просто пока с тобой плохо знаком.
- Эммочка, если честно, я котов на дух не переношу. Они только и делают, что орут, углы метят, да в обувь гадят...
О чём они дальше говорили, Картонкин не слышал. Главное гостем уже было сказано - тот не любит котов, а значит им не ужиться. А главное - тупой соперник подсказал способ борьбы с ним!
Картонкин подошёл к ботинкам гостя, явно сделанными из дорогой кожи, обнюхал - в нос потянуло резким запахом собаки. Далее кот проследовал на кухню, для верности - давился, но выпил всю воду из своей хрустальной вазочки, немного постоял, подождав, пока вода совершит свой путь по организму, и вернулся в коридор, где раздавались всё более развязные речи гостя.
Взгромоздившись поудобнее, Картонкин поровну разделил выходящую из организма жидкость в оба ботинка. А для верности взобрался на чёрное кашемировое пальто гостя, немилосердно оставляя зацепки на дорогой ткани, и примостившись сбоку плеча, завершил своё мокрое дело, сосредоточенно глядя в сторону комнаты.
В таком положении его и застал соперник. Картонкин рывком соскочил с пальто и унёсся в спальню под кровать с мстительно-торжествующим видом. От возмущения Ростислав Осипович только открывал и закрывал рот, как рыба, попавшая на сушу, а Эмма Сергеевна, сбегав в ванную, принесла полотенце и принялась старательно, с извинениями, промакивать жидкость на пальто, но дорогой кашемир уже впитав в себя ненависть Картонкина, источал миазмы.
- Ну, как же так, как же так, - причитала Эмма Сергеевна.
А гость, свирепо накинув испорченное пальто, вставил ноги в ботинки и завопил.