Артем вдруг резко развернулся и зашагал прочь, к лагерю, заметно прихрамывая на одну ногу. Рана давала о себе знать.
— Соберем совет, — бросил он. — Через час, у меня.
Собравшиеся проводили Артема взглядами. Некоторое время все молчали. Роберт чувствовал какую-то неловкость, неопределенность и непонимание. Никто не хотел говорить первым. Первым не выдержал Руслан. Мужчина пожал плечами и медленно поплелся к лагерю, опустив взгляд к ногам. За ним двинулись остальные. Роберт остался стоять на месте, пытаясь понять, что только что произошло. Радость от появление посыльных сошла на нет, настроение сошло к нулю. У Артема, взявшего на себя функции лидера лагеря, явно не получалось с этими функциями справляться. Вместо того, чтобы попытаться решить на месте возникшую проблему он разворачивался и уходил. Конечно, не стоило исключать, что Артем взял время на раздумья, ему необходимо прийти в себя и уже на совете он озвучит правильное решение. Но в ситуации, в которой оказались люди в лагере, правильные решения следовало принимать быстро, иначе велик был шанс опоздать.
Роберт видел, как Артем ушел куда-то на окраину лагеря и все также, скрестив руки, смотрел куда-то на горизонт. Возможно, сейчас как никогда этому мужчине требовалась поддержка. Роберт подошел и встал рядом. Чувствовалось напряжение, которое исходило от Артема.
— Не всегда происходит так, как мы этого хотим, правда?
— Вы правы, батюшка. Не всегда.
Артем был темнее тучи. Он сжимал кулаки с такой силой, что костяшки приобрели белый цвет, а на ладонях появились кровоподтеки.
— Но никогда не стоит опускать руки и сдаваться.
— Вы думаете, что я сломлен, батюшка?
— Ты выглядишь запутанным, Артем.
— Запутанным, но не сломленным.
Артем всматривался в небо над линией горизонта. Он тяжело вздохнул и опустился на корточки, спрятав лицо в ладонях. Казалось, мужчина вот-вот сорвется.
— Знаете, батюшка, когда я думаю об этом, то стараюсь поддержать себя всякими высокопарными фразами. По типу того, что Жребий брошен или Рим не сразу строился. В этом что-то есть, правда?
Роберт пожал плечами.
— Наверное… Правда.
— По крайней мере, это было правда в тот момент, когда эти слова были сказаны. Сейчас же мне, вам, каждому из нас пора сказать что-то новое. Свое. Понимаете о чем я? Тяжело быть первопроходцем, батюшка Роберт. И тяжело начинать делать подобные вещи в одиночку.
Роберт присел рядом с мужчиной и крепко сжал его плечо.
— Понимаю, — сказал он. — Но ты не один.
Артем ничего не ответил. Роберту показалось, что мужчина готов подняться и уйти. Однако Артем остался. Он подобрал с земли высохшую веточку и начал что-то рисовать. Роберт с любопытством наблюдал за появлявшимися из под руки Артема силуэты и очертания, превращающиеся в домики.
— Я обещал вам рассказать кое-что? Ради чего мы все это затеяли, куда идем… — он обвел домики двойной чертой, которая, скорее всего, означала линию забора. — Это наш лагерь, батюшка. Таким его видит капитан, таким его вижу я и именно о таком лагере говорил ОН.
Роберт недоверчиво смотрел на рисунок Артема.
— Он это кто? О ком ты говоришь Артем?
— Это тот, кто подарил нам надежду. Кто помог посмотреть на этот умирающий мир под другими углом, новым взглядом, — Артем пожал плечами. — Можно называть его по разному, признаться, мы сами не знаем его настоящего имени. Кто-то из нас называет его Мессия, кто-то Спаситель, кто-то зовет его Говорящим, что ближе к правде. Но есть и такие, кто называет его вторым Иисусом, но как по мне, так тут попахивает безумием. Возможно, об этом что-то знает капитан, но лучше спросите у него сами, не хочу выглядеть глупо или обмануть.
Роберт поежился от этих слов, но быстро взял в себя в руки. Он уже во второй раз слышал от Артема о загадочном Спасителе, и с каждым разом аура вокруг него сгущалась все более таинственными красками.
— Знаю, что это больная тема для вас, — Артем горько улыбнулся. — Но видит Бог…
— Не надо Артем, — перебил Роберт, получилось довольно резко. — Не стоит говорить о Господе.
— Вы запрещаете мне верить в Бога, батюшка? Но не вы ли учили меня любить веру?
Глаза Роберта сверкнули, но он быстро остудил пыл и отвел взгляд. Не стоило… Следовало смириться с тем, что Артем выбрал другой путь.
— Зря вы так батюшка… — Артем пожал плечами. — Я верю, верю в Бога и верю больше чем в самого себя. Именно поэтому я здесь, именно поэтому я разговариваю с вами и не смирился.
— Артем…
— Вы правы, следовало погибнуть в том подвале? Вы это хотите сказать, батюшка? Разве этому учит нас Бог?
Роберт промолчал. Ему действительно нечего было ответить. Он не хотел спорить, понимая, что этот разговор приведет в тупик. Сейчас следовало беречь силы и эмоции.
— Если интересно, вернемся к тому, с чего начали?
— Конечно… — Роберту понадобилась вся своя воля, чтобы собраться и сосредоточиться.
— Так вот, это наш лагерь, — Артем покрутил запястьем, где когда-то был одет браслет, а теперь остался кровоподтек. — Там не будет никаких браслетов, никаких различий или неравенства. Первый среди равных или что-то вроде того, — он высунул кончик языка и начал старательно вырисовывать на земле новые фигурки. — У нас будет собственный загон для скота, пашня, склад, где будет храниться некий неприкосновенный запас самого необходимого. Помещение, где могут разместиться люди, чтобы не спать на голой земле под открытым небом, — Артем прекратил рисовать и покосился на Роберта. — Как вам батюшка? Нравиться? Греет душу, правда?
Роберт промолчал. Он внимательно слушал. Что получалось? Артем рассказывал о некоем лагере государстве, замкнутой общине, построенной на религиозном принципе, духовном родстве. Коллективное хозяйство, общий быт, оружие…
— Возможно, это кажется утопией, но это не так. ОН продумал до мелочей каждый шаг, каждый день существования этого лагеря…
Роберт поймал себя на мысли, что его так и подмывает сказать — не потому ли они находимся в чистом поле, Артем? Потому, что Спаситель продумал каждый шаг, плачут женщины и дети?
Артем, воодушевленный своим рассказом продолжал рисовать.
— Женщины у нас будут на хозяйстве, а мужчинам придется делать вылазки. Не часто, но вовсе без них не обойтись, вы понимаете, батюшка? Уж что, а лекарства и одежду нам придется брать из города, как бы того не хотелось, но совсем оторваться от прежней жизни по крайней мере на первых порах у нас не получиться никак, — наконец высохшая ветка сломалась. Артем с грустью в глазах выбросил ее и устало улыбнулся. — По крайней мере, я в это действительно верю, а если бы не верил, то и не начинал бы ничего этого… Вы меня знаете.
Роберт внимательно смотрел на Артема, изучая, пытаясь понять. Сомнения этого мужчины лежали на поверхности и казались очевидными. Они не поблекли, не стали меньше. Но в тоже время сомнения эти странным, совершенно причудливым образом вступали в резонанс с уверенностью, с крепостью духа. Получалось необычно, странно и ощущения, которые испытывал батюшка глядя на Артема, не поддавались совершенно никакой логики.
Артем зачем-то стер столь старательно вырисованный лагерь. Роберт уставился на рыхлую землю под его ногами.
— Ты рассказываешь мне о том, что будет потом Артем, но я не могу не спросить у тебя о том, что будет сейчас?
— Сейчас, батюшка? — Артем задумался. — Я один из равных, но я не первый среди равных и никогда не хотел им быть. Понимаете? — он дождался, пока батюшка кивнет и продолжил. — Я не думал, что мы двинемся в путь без капитана и совсем не думал, что мне придется принимать решения. Я уже пытался сказать вам, насколько тяжело начинать подобные вещи в одиночку.
— Но ты же сказал, что пора сказать что-то новое, Артем? Если не ты, не я, то кто скажет за нас? Покориться судьбе, вновь сказать Жребий брошен и передать свою судьбу в чьи то руки? Так почему ты не сделал этого в городе? Почему не отдал свою судьбу в руки федералов, тогда когда еще не брал на себя ответственность за жизни других людей?