тонюсенькая, хрупкая смогла,
как сил хватило - только посмотри
моль бледная, дрожащая от страха,
но сил хоть отбавляй в тщедушном тельце,
так зябко что вот кутается - пальцы
как клещи у нее - ты сколько лет
по клавишам стучала, пианистка,
сдавила горло и он умер быстро,
потом обычный трюк - веревка, блоки -
всё физики нетрудные уроки -
и сделано. И снова томный вид -
глаза как спят, томление в крови.
45. Марина.
Они уже вещички паковали,
готовились продать и разделить,
но тут ты объявился - или чем
сумел их испугать или тебя
решили тоже. - Что меня? - Убить,
я думаю, вторая петля им
не нравилась, тут кто подозревать
не начал бы... - Так ты меня травила,
вот почему взялись все эти боли
сердечные и ниже... Смерть была
во мне внутри и это дело рук
твоих во
т так вот сжатых, нежных, милых. -
Ты, сука, чем, скажи, его поила!
46.
Ну что молчишь, скажи ей, накричи,
ударь в конце концов, сидишь и смотришь
так равнодушно, долго... И накаркал...
Рванулась ты, вскричала. Роковой
момент. Ты поднималась убивать,
а не скандалить, ты ножом в нее
наметилась, ты била сверху вниз,
еще, еще, она как озверела
кидалась на тебя и не боялась,
дышала громко, странно улыбалась,
как будто знала - не ее тут смерть,
и до конца не долго ждать, терпеть.
47.
В короткой, жаркой схватке ты успела
нож со стола схватить, ну тыкать им,
Марина защищалась, я метнулся
разнять вас - я в сумятицу, в движенье
рук, лиц, иных частей, мелькавшей стали
как вклиниться успел...что сделать? - шрам
остался на руке... Я боль потом
почувствовал, я кровь когда смывал
не разбирая, чья вся эта кровь
и почему ее так много, много...
Я клял тебя, себя, судьбу и бога.
48.
Упавший на пол труп твоим был трупом,
я проверять дыхание, держать
у губ чуть теплых зеркало - без толку,
труп трупом, я дрожать, я голосить,
пугать соседей, надо что-то делать,
кого-то звать. - Ты что, молчи, молчи! -
Но... - От квартиры где лежат ключи? -
Есть связка у меня. - Оставь здесь, выкинь,
сотри следы. - Врача! - Какой тут врач,
не видишь что ли? - Разве умерла? -
Мертвее не бывает. - Я поверил
в твою смерть, я прошел, шатаясь к двери,
бежать отсюда, всё оставить так,
как есть, пусть ищут и находят пусть,
я не скрываюсь - в будущем тюрьма,
теперь как не сойти бы мне с ума.
49.
Пощечина. Мотаю головой,
и прихожу в себя, пью воду, много,
захлебываясь теплую глотаю,
и кто из нас сумел тебя убить,
я до сих пор не знаю. Быть не может,
чтоб это я... Я помню все движенья
свои в короткой схватке - так, вот так -
неловкие и медленные - так.
Боялся навредить ей, не спасти,
как на тебя подумать мог, что смерти
предашься так безвольно. Непонятно
откуда труп, откуда крови пятна,
откуда этот запах.
Мы сидели
до вечера, мы ждали, что уймется
движение на улицах, удастся
нам незаметно с ношею пройти
до близко припаркованной машины,
а там путь дальний, снежный, след резины
на дальних пустырях, поспешный труд,
чтоб как-то от людей запрятать труп.
50.
Воскресни, ведь это просто - а? -
кость, плоти восстанови,
не можешь чего? - ну да - больна,
ну, темное что есть в крови,
ну, слабость, ну жил разорванность,
ну, сердце металл чужой
трогает, острый ржавеет,
ворочаешь его собой,
ну, как-то уже без воздуха
обходишься - и сама
перенимаешь комнатную
температуру - а тут зима.
Но это ведь все неважное,
малое - можно жить,
надо жить - и не такое ведь
приходилось с тобой сносить.
Все раны, уроны разные
можно ведь и стерпеть,
заживо, прогони ее
сучую суку-смерть.
Воскресни, как смерти не было,
не вспомни мою в ней роль,
чтоб все нездоровье сгинуло,
даже старая стихла боль.
51.
Я одевал тебя, к чему теперь
приличия, раз темень на дворе,
и не кому смотреть, я белый батник
нашел в комоде, вытащил оттуда
прямую юбку, выгладил ее,
я причесал растрепанные пряди,
иконку положил, сложил крестом
такие руки тонкие, что страшно
сломать их было, белые бессильно
легли под грудью, я свечу зажёг,
и закурил. И сизый дым поплыл
по комнате, и едкий заклубился,
вокруг тебя, меня, распространился
по всей квартире - и невидим стал
твой смертный лик. Не закрывал зеркал
материей тяжолой, грубой, черной,
и в воздухе светло было тлетворном.
52.
Мы труп несли, ты билась головой
о грязные ступени, я хрипел
одышливо, я путался ногами
в неровном спуске, ты отяжелела
от смерти, я от ужаса ослаб,
она руководила, страшно было
подъездных звуков - хлопанья дверей,
мяуканья, жилого шума, - явно
мы были подозрительны - взгляни,
сосед-бездельник - две согнув спины
подельники добычу забирают,
несут своё и устали не знают.
53.
Мы тело отнесли вниз, погрузили
в багажник, труд совместный, труд благой,
лежи, как в лоне матери сырой
земли, в клубок свернувшись,
уткнувшись
головой себе в колене,
безмолвная, бессильная.
Тебе
мой долг уплачен, я, сдирая кожу,
копал могилу, клал продроглый труп
внутрь, в тьму земную. Хорошо, что чуть
оттаяла, не ломом управлялся,
рыл заступом тяжелым, запыхался,
холм накидал, сравнял, утрамбовал,
какие-то молитвы бормотал -
какие? - как блудливый повернулся
язык, как словом я не поперхнулся.
54.
Прими, Господь, рабу твою, прими
невинную, виновную, любую,
прими в свою сень, тень немолодую
и робкую. Следы с нее сними
ужасных ран и тления, природа
податлива желаниям твоим,
смерть обратима, есть живые воды,
весь ход событий тоже обратим.
И бывшее становится не бывшим,
не музыку, иной порядок слышим,
и где ты смерть, где жало?, где коса?
Сердечко робким страхом обмирает.
Она жива, она не понимает,
как провела проклятых три часа.
55.
Над умершей свет газовый, нимб синий,
почти что жизнь, черты укрупнены
лица, есть в строгости цветов и линий
дословно, точно сбывшиеся сны,
твои глаза две бездны светло-серых,
и груди утучнились, поднялись,
большую силу обретает вера,
забравшись в небо, в этакую высь.
Но я не верю. Где морщины, пряди
седые, где убытки стольких лет,
мои следы где - в светлом вертограде
предвижу я лишенную примет