— Вот сейчас вообще не понял, — произнес я, приподнимаясь и оглядываясь. Небольшая комната, обставлена неброско, но богато. — Это что, меня в блатную хату перевели?
— Что-то вроде того, — рассмеялся бородатый аристократ. — Ты у меня дома. В гостевом крыле.
Я сел на кровати и непонимающе уставился на него.
— Ну давай, объясняй, — сказал я. — Что за волшебство такое произошло? По идее мне окончательный кирдык должен был настать. Как там в детской песенке?.. Не думал, не гадал он, никак не ожидал он… такого пиздеца, такого пиздеца…
— Так и было бы, промедли мы хоть на полчаса, — Онежский помрачнел. — Знал бы ты, каких трудов нам стоило вытащить тебя из изолятора. Если бы не вернулся министр и я не убедил бы его выпустить одно маленькое распоряжение… — он покачал головой.
— Благодаря тому, что мы все находимся под протекторатом рода Онежских, — взяла слово Яна, — Андрею Ильичу удалось добиться, чтобы тебя перевели под домашний арест. Поэтому сейчас ты здесь.
Кивнув в ответ, я ощутил что-то на левой ноге. Откинул одеяло и обнаружил, что лодыжку обхватывает металлический браслет, явно заряженный магией.
— Тебе запрещено покидать пределы моего дома, Илья, — пояснил Онежский, глядя на «украшение». — Да и вообще положение очень серьезное. То, что там удалось забрать тебя, уже тяжелейшая победа. А вот как будет дальше… Черт его знает. Артур Арсеньевич рассказал мне о том случае на подпольных боях. Да, там была стопроцентная самооборона, но доказать это будет очень сложно. Чернов уже собрал группу свидетелей, которые утверждают, что никто тебя не похищал, что соревнования были официальными, и все в таком духе. Всем им вживили в голову ложные воспоминания, но это хрен докажешь.
— А ничего, что у нас с Артуром Арсеньевичем тоже есть воспоминания? Причем настоящие. Мы их легко продемонстрируем, и пусть потом господа судьи полюбуются, какими официальными были те соревнования.
— Именно на этом мы и будем настаивать. Но не думай, что наши враги не предусмотрели такого шага. Они наверняка уже подготовили какое-нибудь липовое заключение, где говорится, что ваши воспоминания фальсифицированы.
— Класс… — проворчал Григорий, качая головой.
— Но бойня — лишь полбеды, Илья, — продолжал Онежский. — Куда хуже то, что ты использовал магию Преисподней. Никому раньше подобное не удавалось, по сути, ты первый человек в мире, который сделал это. Как, кстати, ты умудрился убить тех пятерых?
— Потом как-нибудь расскажу, — мрачно ответил я. — Но раз я первый, значит, нет никаких законов, предусматривающих наказание за это?
— Уже есть, Илья. Уже есть. Уверен, наши дорогие враги начали стряпать соответствующий закон сразу после того, как избавились от тех… ну, которые ожили. И теперь он принят в особом ускоренном порядке, поскольку ситуация из ряда вон. Сам понимаешь, Столпы Преисподней — главная проблема нашего мира, и тот, кто может использовать их силу, крайне опасен. Зря ты тогда продемонстрировал… гм… эти свои навыки.
— Выхода другого не оставалось. Помнишь ведь, как те суки меня прижали? Почему, кстати, им за это ничего не было?
— Думаю, ты сам понимаешь, — Онежский печально улыбнулся. — Потому что они близки к власти.
— Но ведь и ты тоже.
— Именно поэтому ты сейчас здесь, а не в изоляторе. Поверь, одно это уже большая победа.
В ответ я лишь задумчиво покивал, обдумывая услышанное. Да, с каждым разом я вляпываюсь все крепче и крепче. Покушение, открытое нападение, проклятие… А теперь еще и правосудие, причем в извращенной форме. И что-то мне подсказывает, что именно бюрократической машине по силам сожрать меня.
— Пока что, Илья, я даже не представляю, что делать дальше, — вновь заговорил Онежский. — Сейчас все против нас. Разумеется, я буду бороться, но… Шансы, что тебя отправят на каторгу, очень велики.
— Вряд ли, — я усмехнулся.
— Что ты имеешь в виду?
— Что вряд ли даже доеду до каторги. У нашего дорогого аристократического междусобойчика цель не закрыть меня, а ликвидировать. И те несколько часов в изоляторе это подтвердили.
— В камере что-то случилось? — подал голос физрук.
— А вам что, не рассказывали? — я поведал им о знакомстве с дядей Фролом и остальными обитателями «хаты».
— Так вот почему ты был без сознания, когда мы приехали забирать тебя, — в голосе Григория чувствовалось негодование. — А эти говнюки нам такого наплели. Мол, ты буйствовать начал, поэтому пришлось тебя заклинаниями успокаивать.
— Не-а, — я покачал головой и злорадно сверкнул глазами. — Все, что смогли сделать господа надзиратели — это как следует нафунять. А перед этим заставили сидельцев разыграть целый спектакль. Корявый до ужаса.