Прогнал посторонние мысли, снова исследовал пентаграмму. Всё точно. Словно только вчера копировал её со свитка учителя. Подержал над ней фонарь — удачно, что прихватил его. Не пришлось для освещения ни расходовать доступный мизер энергии, ни разжигать огонь: то и другое было бы сейчас не к месту.
Ладно.
Идём дальше.
Прижал палец к рисунку. Во «входящей точке». Постарался не смазать линии.
Впрыснул в кровавые контуры порцию сырой маны.
Готово.
Бросил на пентаграмму «скан»: убедился, что магическая энергия разошлась по ней равномерно, заполнила каналы, нигде не протекает.
Вот и всё. Ничего сложного. Даже ребёнок справится.
Сплёл узор ключа. Активировал его.
Шорохи в нише за моей спиной известили о том, что тело мёртвой охранницы зашевелилось.
Я положил руку на отрубленную голову и прошептал:
— С возвращением, подруга. Спасибо, что сразу откликнулась. Прости, что отвлёк тебя от вечных мук — долго держать тебя здесь не буду, обещаю. Мне нужна твоя помощь.
Зажмурил глаза.
— Покажи-ка ту уродку, что отправила тебя в очередь на перерождение, — попросил я. — Надеюсь, ты её запомнила, и мне не придётся беспокоить твою напарницу.
Варлая Силаева не ошиблась, когда сказала, что мёртвые не разговаривают. Действительно, внятно говорить сумели бы разве что самые свеженькие покойники. И точно не отрубленные головы. Те могли лишь поделиться своими воспоминаниями — с таким, как я: с некромантом.
С охранницей, что погибла при похищении Мышки, проблем не возникло. Она хорошо запомнила убийцу.
На картинках, что извлёк из отрубленной головы, я чётко различил незнакомое мне женское лицо с маленькими глазками и глубокими складками морщин на лбу; и серьги со светящимися красными камнями на мочках ушей убийцы.
Семуриты! Без сомнения!
Или как эти камни называли в Сельриме: «оольнурмун», что означало «друг волшебника». Камни в серьгах убийцы среднего размера. Красные! — таких я ещё не встречал.
Опознать их не составляло труда: прикасаясь к коже одарённого, семуриты любого цвета испускали мягкое свечение. Не слишком яркое. Но хорошо заметное в темноте.
Семуриты — красивые камни. Украшали не одну королевскую корону из тех, что мне довелось повидать. Были они когда-то и на моей — бирюзовые из Галана и прозрачные тильрецкие. Безумно дорогие по меркам магов средней руки. Но при этом так им нужные. Ведь ценились они не только за красоту: семурит — лучший из известных мне накопителей для магической энергии.
Словно два крохотных фонарика светились семуриты в ушах убийцы охранниц. Серьги. С красными камнями.
Вот о чём говорила Мышка.
Серьги похитительницы светились в темноте — те самые глаза монстра!
Мёртвая охранница при жизни хорошо знала свою убийцу. Позволила той подойти близко. Не заподозрила угрозу. Ведь на плече у убийцы тоже красовалась эмблема слуги рода Силаевых. На другом — знак «старшей воительницы-мага».
Перед смертью охранница ещё и назвала свою убийцу по имени. До того, как клинок «старшей воительницы-мага» отсёк ей голову. Убийца сработала умело: обошлась одним ударом.
Я чётко разобрал, что сказала жертва: «Привет, Бритта».
Прокручивал в голове те картинки, что показала мне охранница. Старался не упустить ни одной детали. И чётко запечатлеть в памяти облик той самой Бритты.
А ещё обнаружил, что приходила убийца в дом Варлаи Силаевой не одна. В воспоминаниях её жертвы я разглядел спутницу Бритты. И узнал её.
Едва не присвистнул от неожиданности. Вместе с убийцей слуг рода за Мышкой приходила та самая тётка, что позже, в Оргоне, хотела купить мелкую за один золотой. Та, кого я убил и скормил её тело собакам.
— Бывает же такое, — пробормотал я.
Возвращался по тёмному коридору, подсвечивал дорогу заметно потускневшим фонарём. Скользил взглядом по разложенным в нишах телам, по гирляндам корней меллорна у потолка.
— Я думал, она нормальная педофилка. А она ещё и похитительница.
Фонарь в моей руке мигнул, словно тоже удивился.
— Ну надо же. Поспешил я тогда: не стоило её убивать… так быстро.
Мысли вновь вернулись к убийце охранниц.
— И… кто же ты такая, Бритта? Где мне тебя искать? Признаюсь честно: ты мне сейчас очень пригодишься.
Обратно приходилось идти в гору. Удары по камню за спиной становились всё тише.
Поэтому я сумел различить позади себя другие звуки.
Шаги.
Я обернулся. Приподнял фонарь.
На «паралич» потратил едва ли не половину оставшиеся в резерве маны.
Ждать пришлось недолго.
Вскоре на край освещённого пространства вышла низкорослая человеческая фигура. Мертвец. Без головы. Точнее, голову он держал в руке — в другой сжимал зачехлённый клинок. Блеснули в глазницах серебряные монеты — отразили свет фонаря. Фигура, облачённая во всё ещё нарядную одежду, замерла.