— Чушь собачья? — взгляд Джанет опускается мне между ног, и я чувствую, что снова становлюсь твердым.
— Галиматья, — говорю я.
— Что? — Джанет непонимающе на меня смотрит.
— Чушь собачья значит галиматья. — я пытаюсь придумать более современное выражение. — Абсурд.
— О… — шепчет она.
— Я думал, авторы выдумывают родственные души, точно так же, как они выдумали вампиров, которых нужно пригласить, но у них нет души. По крайней мере, я предполагаю, что у нас есть душа. — я притягиваю ее ближе. — Мы определенно не прокляты, просто мы другой биологический вид, чем люди. Но это не то, что я пытался сказать.
— Нет?
— Нет. — я качаю головой. — Я пытался сказать, что каким-то образом, с того момента, как ты появилась на моем крыльце, и до этого момента, прямо здесь, я влюбился в тебя.
— Влюбился? — шепчет она с широко раскрытыми глазами.
Я снова встречаюсь с ней взглядом и прижимаю руку к ее груди, прямо над сердцем.
— Ты тоже это чувствуешь, не так ли? — спрашиваю я. — Что мы созданы друг для друга.
— Родственные души… — шепчет она.
Я утыкаюсь носом в ее шею, борясь с желанием укусить.
— Вот именно.
— Я никогда не думала, что влюблюсь, — говорит она тихо. — Не думала, что где-то есть мужчина для меня.
Я улыбаюсь, показывая клыки.
— Не мужчина. Вампир.
Она кивает, не поднимая глаз. Я уж почти решаю, что она заснула, несмотря на ее несколько неровное дыхание и учащенное сердцебиение, когда Джанет шепчет:
— Я тоже тебя люблю.
— Ты не обязана отвечать тем же, если не готова. Я готов ждать. Столько, сколько потребуется. Я бессмертен… — и страстное желание выйти на солнце и положить конец своему бесконечному существованию полностью исчезло. Осталось только одно желание — оставаться рядом с Джанет вечно.
— Я не знала, что это может произойти так быстро, — говорит она. Затем, словно читая мои мысли, добавляет. — Но я не могу представить жизнь без тебя.
Я накрываю ее губы своими и притягиваю к себе для глубокого поцелуя. Не собираюсь заходить дальше, но у меня уже стоит. Я хватаю Джанет за бедра, но она отстраняется.
— Арчи… ты проживешь намного дольше меня… я, должно быть, как вспышка в твоей долгой жизни.
Я сажусь, не обращая внимания на нашу наготу и запах, витающий в воздухе после занятий любовью.
— Я люблю тебя, Джанет, и хочу быть с тобой всегда.
— Всегда? — спрашивает она, прикусывая губу. — Ты имеешь в виду, что я могу… стать вампиром?
Я киваю.
— Не знаю, — говорит она. — Мне нужна работа для оплаты счетов, а я не смогу этого делать, если начну избегать солнца и…
— За свою долгую жизнь я накопил кое-какое состояние. Тебе не придется больше работать, если ты этого не хочешь.
Она кивает.
— Что насчет Пейдж? И моей семьи? Я вижусь с тетей и кузенами на Рождество и поддерживаю связь с несколькими друзьями из библиотечной школы. Если я просто исчезну…
— Тебе не обязательно исчезать. Кот может переехать к нам, а ты сможешь видеться с семьей, по крайней мере, какое-то время. — я беру ее руки в свои. — Давай жить вместе.
Когда она задумывается, на ее лбу появляется морщинка, и у меня в животе появляется тяжесть. Мне нужно что-то сказать, что угодно, чтобы склонить чашу весов и убедить ее стать моей.
— Еда станет вкуснее, — выпаливаю я. — А секс — более восхитительным. — я ломаю голову в поисках чего-нибудь еще.
— Арчи, я не собираюсь становиться вампиром ради еды и секса.
У меня замирает сердце.
— Я собираюсь это сделать ради тебя.
— То есть?..
Она кивает.
— Да, Арчи. Давай сделаем это.
Я крепко обнимаю ее, но не слишком, так как прекрасно понимаю, что она все еще человек. Хотя и ненадолго.
— Я люблю тебя, моя королева.
— Я тоже люблю тебя, Арчи, — говорит она и притягивает меня к себе для поцелуя.
Эпилог
Джанет
— Быстрее, Арчи, — кричу я, когда мы взбегаем по ступенькам Эйфелевой башни. Эти же слова я выкрикивала прошлой ночью, и от одной мысли об этом мне снова хочется раздеть своего вампира.
Мы с Арчи единственные, кто находится на Эйфелевой башне в это время ночи. Место закрыто, но мы сунули охранникам несколько сотен евро… и проникли в их сознание, чтобы они не запомнили наше маленькое приключение на сверхскорости… так что нам не нужно беспокоиться об аресте или разоблачении нашего вида.
Наш вид. Я улыбаюсь, когда слова проносятся в моей голове.