Сами журналисты склонны сильно преувеличивать собственные трудности, когда им нужно приблизиться к своим героям и потом оставаться вместе с ними. Социолог Нед Польски обычно объяснял это тем, что, например, преступников изучают только в тюрьмах — где они выглядят смирными, как ягнята, в надежде на досрочное освобождение, — и предполагается, что в их родной среде к ним не подобраться. Польски спорил и доказывал своей работой, что преступники походят совсем не на преступников, а на обычных людей, пробивающих себе дорогу в жизни, и что приблизиться к ним очень просто. Больше того, они полагают, что их деяния заслуживают внимания литературы. Гэй Талес лишний раз подтвердил эту теорию, приникнув в мафиозную семью и написав книгу «Чти отца своего» (хотя он и не затронул один ключевой вопрос — о самой их преступной деятельности).
Большая часть хороших журналистов, которые надеются проникнуть в чей-то мир и подзадержаться там, приступают к делу очень осторожно и не бомбардируют собеседников вопросами. Для своих выдающихся репортажей из мира спорта Джордж Плимтон выбрал стратегию держаться в тени — изображал из себя заблудившегося пушистого котеночка, а когда его наконец спрашивали, какого черта он тут ошивается, то с этого вопроса обычно и завязывалась беседа. Но опять же, что и как делать — каждый решает сам. Если журналист долго остается рядом с каким-то человеком или с группой людей, то между ними — журналистом и его подопечным — возникают определенные личные отношения, иногда неприязненные. Хотя чаще они все-таки в той или иной степени дружеские. Некоторым журналистам гораздо труднее установить хороший контакт с человеком, чем перед этим проникнуть на место действия. Их подавляет чувство вины, долга и ответственности. «Я держал репутацию этого человека, его будущее в своих руках» — такие мысли берут их в плен и не отпускают. Может, они чувствуют себя как вуайеристы: «Я настиг этого человека, поедаю его глазами, не связан никакими обязательствами и так далее». Людям с повышенной чувствительностью к таким вопросам дорога в новую журналистику закрыта. Все равно ничего путного у них не получится, если они стесняются даже тех людей, которых, как им кажется, защищают. Журналист должен иметь достаточно самолюбия и верить, что его работа так же важна, как и работа тех, о ком он пишет, и поэтому ему следует дорожить своей профессиональной репутацией. А если он не верит, что его творческая работа — один из самых важных видов деятельности в современном мире, то лучше такому журналисту заняться чем-нибудь другим… устроиться в социальную службу или стать советником по инвестициям унитарной церкви, или наблюдателем от комиссии по снижению шума…
Надеюсь, я не перегнул палку. По-моему, увлекательнее хорошей репортерской работы ничего в мире нет. Часто чувствуешь, будто вся твоя центральная нервная система поднята по боевой тревоге и переведена в режим приема информации, в голове крутятся живописные картины, как на экране радара, и ты приговариваешь: «Входи, мир», — потому что ты всего лишь хочешь… всё на свете… Самое сладостное — когда нарастает опасность, в кровь выбрасывается адреналин, вокруг бушует карнавал, начинается извержение вулкана — и ты чувствуешь, что все это тебе подвластно! В воцарившемся хаосе ты различаешь все детали!.. Буквально снимаешь сливки!.. О, это исчадье ада, только что бросившее бомбу прямо под ноги балетмейстеру, — у него на шее косынка или галстук? А куда подевался тот невысокий крепыш, который до этого стоял рядом, с лицом без подбородка, — наверняка татарин, и… «Держите белого! Держите белого! Держите белого!» — они опять взялись за свое и бегут прямо сюда — неужели ты не видишь ту монголку, которая кричит громче всех, да и крупнее их? — огромная, жирная и ужасная, как игрок «Грин Бей Пакерс» [57], настоящий носорог… а эта, которая бежит прямо на меня — «Держите белого!» — глаза вот-вот вылезут из орбит — ходячий кусок мяса в двести фунтов — что за чертовщина у нее в волосах? — резак для торта «пища ангелов»… и если все рушится, если вот-вот мне каюк, если резаком для торта «пища ангелов» пробьют висок моей собственной башки — короткое замыкание… но как это восхитительно… ты едва вынырнул из захлестнувшей тебя волны страха и уже несешь этому жаждущему твоего слова миру весть: Друзья! Граждане! Читатели журнала! Что за дела вот-вот начнутся! Только немного помогите мне, люди именно так сейчас живут! Это — (дурь)))))))))
Часть вторая
Антология новой журналистики
Под редакцией Тома Вулфа и Э. У. Джонсона
Несколько слов об авторах
Мы с Э. У. Джонсоном выбрали эти двадцать три публикации, чтобы показать, какие приемы письма используют авторы новой журналистики. И только позже мы поняли, что в отобранных нами сочинениях охвачен широкий круг тем: яркие личности, расовые и молодежные проблемы, война, политика, финансы, преступность, искусство, шоу-бизнес, спорт и показанные с разных сторон перемены, произошедшие в стиле жизни Америки за прошедшее десятилетие. Мы взяли как работы, созданные во время становления новой журналистики (Гэй Талес и Терри Саусерн), так и «Апокалипсис Чарли Симпсона» Терри Эстерхаза, опубликованный лишь за несколько недель до сдачи этой книги в типографию.
Многим из представленных публикаций свойственны «крупные мазки», их авторы то и дело демонстрируют приверженность к старым и даже банальным газетно-журнальным традициям, но меня это мало волнует. Новая журналистика не скована канонами, чем и объясняется ее жизненность.
Когда я окинул взором эти публикации, мне пришла в голову еще одна мысль: как и многие другие направления в американской литературе последних пятидесяти лет, новая журналистика создавалась преимущественно тридцатилетними. В нашей антологии представлены и двадцатилетние (Кристгау, Голд-стейн, Эстерхаз и Томпсон), но большинство — тридцатилетние (а двое, Капоте и Мейлер, уже справили сорокалетие). Чаще всего те, кто приходил в новую журналистику, уже имели кое-какой творческий опыт. Правда, сейчас уже появились молодые авторы, которые сразу начинают писать, используя приемы новой журналистики.
Том Вулф
Рекс Рид
«Вы спите в голом виде?»
(отрывок)
Рекс Рид, говорю с уверенностью, благодаря своей прямоте и хорошему социальному чутью поднял жанр интервью со знаменитостью на новый уровень. Он также хорошо овладел искусством выстраивания интервью — например, в данном случае, изобразив Аву Гарднер [58] как кинозвезду в возрасте, но требующую обращения с собой как со звездой. Рид иногда ведет рассказ от первого лица, но не навязчиво; больше на манер Ника Карравея из «Великого Гэтсби», причем даже тогда, когда, как в нижеприведенном отрывке, интервьюер — он сам — становится важным действующим лицом. А еще Рид превосходно записывает и использует диалог.
58