Он уже не увидит страх в глазах Фролова, пытающегося посадить умирающую птицу, и не узнает, каким богам молятся богатые пассажиры в падающем самолете.
Потянувшаяся к бутылке с водой Василиса взять ее в руки не успела. Андрея, мгновение назад стоявшего напротив, отбросило в другой конец салона, а саму Василису выбросило в проход. Она ударилась головой о сиденье, и тут же, не дав возможности сориентироваться, последовал второй удар, от которого у нее заискрилось перед глазами и больно клацнули зубы. Под аккомпанемент визга и сирены Титова, хватаясь за края сидений, доползла до Андрея.
Пролетев по салону спиной вперед, бортпроводник свернул себе шею. По неестественному положению головы было очевидно – это был последний полет Андрея.
Какое-то время, подсчитать которое Титова даже не пыталась, она глупо смотрела на Андрея, потеряв всякую способность мыслить последовательно. Сначала Василиса подумала, что от страха у нее перехватило дыхание, и только потом поняла, что воздуха ей не хватает из-за разгерметизации салона.
Больше сотни перелетов за последние годы, больше сотни раз она слышала стандартную инструкцию перед взлетом от бортпроводников. Но ни разу, даже в свой первый полет, она не верила в возможность крушения. Да даже если оно и случится, она была уверена, что никакие инструкции тут не помогут. После авиакатастроф не выживают.
Зацепившись за сиденье, Титова сделала единственное, что могла: дрожащими и онемевшими руками она пристегнулась. Перед лицом уже болталась кислородная маска; приложив ее, Василиса сделала вдох, но кислород был с привкусом дыма и обжигающим горло. Взвыв, девушка сложилась пополам и закрыла голову руками. Но сил хватило всего лишь на несколько секунд. После этого Титова выпрямилась. И тогда даже показалось, что все нормализовалось, но самолет снова тряхнуло и ее вжало в сиденье.
В смерть не верилось. Молодость вообще в смерть не верит.
Слабо отдавая отчет своим действиям, не замечая силы, вжимающей ее в кресло и не позволяющей нормально дышать, Титова приняла решение – во что бы то ни стало связаться с пилотом.
Для этого она отстегнула ремень и встала. Но спустя пару шагов рука, которой она держалась за спинку кресла, соскользнула и Титова вновь рухнула, отлетев в начало салона. Что-то очень острое и тонкое рассекло бровь, и теплая кровь, смешиваясь со слезами, застлала глаза. Размазав все это по лицу, Василиса, подогнув ноги, забилась в проход, обняла себя за плечи и вся сжалась, ожидая сильного удара.
Беспорядочным потоком неслись в голове мысли, но ни за одну из них она так и не смогла зацепиться. Не было ни обещанного света в конце тоннеля, ни всей жизни перед глазами, ни желания попрощаться с близкими. В свет в конце тоннеля верилось с трудом, нечему там светиться, вся ее жизнь – это работа и попытка прыгнуть выше своей головы, а единственного близкого человека она не видела больше трех лет. Но даже не имея ничего, кроме работы, умирать было страшно.
Сделав глубокий вдох, Василиса почувствовала, что дышать стало легче, самолет в это время снизился до трех километров, Титова зажмурилась, и единственное, что встало перед ее глазами, был образ второго пилота. Он ей запомнился намного больше, чем капитан. В нем чувствовалась жизнь, было во Фролове что-то бесконечно сильное, чему хотелось поддаться и поверить. Может, это был его взгляд, в котором читалось гораздо больше, чем самому Жене хотелось бы. Титовой раньше не доводилось встречать таких людей, которые, смотря на нее, видят в ней в первую очередь простого человека, а не ведутся на авторитет и возможности.
И в этот момент, когда в мыслях все еще стоял образ второго пилота, последовал новый удар. Сильный и последний.
Время.
Оно не верит ни в мучения, ни в страх, ни в агонию, ему вообще плевать на твои чувства. Наверное, потому пилот проводит в кабинете тренажера больше времени, чем в кабине своего самолета. Больше, чем рядом с любимым человеком, больше, чем на земле. Его учили дробить каждую секунду на миллисекунды, успевать тушить пожар в кабине, останавливать и снова запускать выгорающие двигатели, бороться с заклинившей механизацией крыла, если борткомпьютер превращается из верного друга во врага, с которым нельзя просто так проститься и остаться в живых.
Когда самолет гибнет – отращивай крылья!
И дай им силы отвести многотонную машину еще на сотню метров дальше густого леса, мирно спящего села, кутящего в ночном угаре города. Спасай пассажиров, и, может быть, если Судьба будет благосклонна, спасешься сам. Но никогда не думай об этом. Борись с механизацией, туши пожар, планируй так, будто современные самолеты действительно это умеют при свихнувшихся системах управления.