От темной, помутившей рассудок ярости я даже немного покачнулся и, чтобы не наделать грехов, отошел от машины. Вдох, выдох. Неплохого вы себе сына вырастили, теть Тоня, Антонина Александровна. Благодарного, внимательного и доброго. Вон как о вас заботится…
И вспышка прошла, я снова взял себя в руки, подавив ярость. Но вот обида осталась, черт возьми. Плевать на квартиру, не в ней дело, я, в общем, и сам бы в будущем отказался от доли. Уже думал о том, что свой угол найду, заработаю, не вопрос. Не жалел я ни капли. Укусило другое, и очень больно так укусило. Не сообщили даже, не посоветовались и не извинились, мол, так и так, Слава, надо бы нам жилплощадь Егору оставить, сам понимаешь. И я бы без проблем согласился – факт. А тут… без меня уже все решили. И не сообщили ничего, словно посторонний я им и уже точно лишний в семье, которого даже в известность ставить не надо. Не спросили, не обговорили, а так – втихаря и по-быстрому, чтоб я раньше времени не узнал. Обидно. Обидно до кома в горле и неприятного, саднящего чувства в груди. Может, врет Егор? А вдруг? Я посмотрел на сидящего братца. Да нет, шиш… трепач и лжец Егорушка, каких поискать, однако точно я знаю, что правду он сказал. И не просто сказал, а специально до случая ее приберег, давно держал – ишь как лыбится, несмотря на похмелье и пару моих зуботычин. Я даже почти услышал, как Антонина Александровна говорила ему, что, мол, ты, Егорушка, только учись, мы уж квартирку-то на тебя переписали, ты не думай. Человеком только вот вырасти, за ум возьмись, не дури, сынок. Вот он и вырос и не дурит.
И мысль такая у меня мелькнула. А какого ляда, собственно, я с этим придурком вошкаюсь? Ты же, Ланс, так свободу ценишь, ну и вот она, вольная воля, вольнее некуда. Единственное, что у тебя на шее висело, так это Егорка, за которым чуть не сопли подтирать всю жизнь приходилось, а теперь ты вроде как и чужой им всем стал. Долги мои все выплачены, обещал последить – последил, даже в вуз устроил. То, что я не в семье, понять дали. Все!
И сладкая, заманчивая мысль подойти к машине, пинком отшвырнуть Егорушку и, дав по газам, просто уехать. Но… не пустило. Не смог. Потому что вспомнил больничный запах, бледное, помертвевшее лицо тети Тони. И капельница с тонкой прозрачной трубкой, впившаяся в сгиб полной руки, я почему-то смотрел только на нее, все думая, что это, должно быть, больно, ведь голос так тих, и под глазами глубокие тени.
«Посмотри за ним».
«Хорошо, Антонина Александровна, я постараюсь».
«Обещаешь?»
«Да, обещаю».
Считал я, что обещание давно выполнено, а все равно был уверен, что новости обо мне и Егоре в лучшем случае уложат тетю Тоню в больницу. И хоть не чувствовал я любви, почти не чувствовал, однако уважение и благодарность никуда не делись. Не совсем ведь чужие люди, и, несмотря на последние новости, я до сих пор считал, что семья у меня есть. Не смогу я развернуться и уйти не потому, что обещал, а просто потому, что не получится потом заснуть, заедят мысли. Однако тогда будем думать… Я присел на корточки возле Егора.
– Восстановиться никак?
– Ага, щас. – Егорша сплюнул и снова сильно икнул. – Зашибись они меня восстановят после моего концерта. Да я и сам не вернусь. Манал я всю их бухгалтерию. Ненавижу сук.
– Он, типа, мужик, – послышался сверху голос, и я увидел в окне общежития Ксюху. Девушка курила и с интересом посматривала на нас. – С Тапком познакомились и разговорились. При мне было дело – Тапочек, видишь, ко мне клеился и крутость показывал, придурок. И Егорка с ним… кстати, привет, чувак. Не сиди на земле, хозяйство отморозишь.
– Привет. А дальше что?
Ксюха улыбнулась, талантливо сделав на щеках почти симпатичные ямочки.
– Ла-анс… Привет… А дальше? А дальше Егор такой говорит, что сам тоже хочет сталкером стать. Ну, типа поспорили они, что студент наш учебу не бросит, слабо, а просто выпендривается… Ты ведь выпендривался, Егорушка?
– Заткнись… – тихо прошипел Егор, так тихо, чтобы не услышала Ксюха.
– Нажрался, взял студенческий и в деканат пошел, – равнодушно продолжила девушка, стряхивая пепел. – А потом такой выходит и говорит, что, оказывается, не слабо. И Тапку готовиться сказал к выходу в Москву. Они горючим закупились и недели две у меня готовились, алкоголики хреновы. И не то чтобы задолбали, но надоесть успели, клоуны. Когда в рейд пойдешь, Егор? Тапок про тебя уже спрашивает, одному похмеляться скучно.
– Он что, у тебя в комнате? – хрипло поинтересовался братец, прищурив глаза.
– Шиш ему. В коридоре бухает. – Ксюха пустила дымное кольцо. – Расстроился, переживает. Прикинь, прощения просил – за то, что Тапок, а не Койот.