Выбрать главу
Вы поберегите-ка князя Владимира И со той с Опраксой Королевичной». Говорит Самсон Самойлович да таковы слова: «Ай же крестничек ты мой любимый, Старый казак да Илья Муромец! Ай не будем мы да и коней седлать, И не будем мы садиться на добрых коней, Не поедем мы во славно во чисто поле, Да не будем мы стоять за веру, за отечество, Да не будем мы стоять за стольный Киев-град, Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви, Да не будем мы беречь князя Владимира Да еще с Опраксой Королевичной. У него есть много да князей, бояр, Кормит их и поит да жалует, Ничего нам нет от князя от Владимира». Говорит-то старый казак Илья Муромец: «Ай же ты мой крёстный батюшка, Ай Самсон да ты Самойлович! Это дело у нас будет нехорошее. Вы седлайте-тко добрых коней И садитесь-ко вы на добрых коней, Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град, И постойте вы за веру, за отечество, И постойте вы за славный стольный Киев-град, И постойте вы за церкви да за Божие, Вы поберегите-тко князя Владимира И со той с Опраксой Королевичной». Говорит ему Самсон Самойлович: «Ай же крестничек ты мой любимый, Старый казак да Илья Муромец! Ай не будем мы да и коней седлать, И не будем мы садиться на добрых коней, Не поедем во славно во чисто поле, Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев-град, Да не будем мы стоять за матушки Божьи церкви, Да не будем мы беречь князя Владимира Да еще с Опраксой Королевичной. У него есть много да князей, бояр, Кормит их и поит да жалует, Ничего нам нет от князя от Владимира». Ай тут старый казак да Илья Муромец Он как видит, что дело ему не по́люби, Выходит-то Илья да со бела шатра, Приходил к добру коню да богатырскому, Брал его за поводья шелковые, Отводил от полотна от белого. А от той пшены от белояровой, Да садился Илья на добра коня. Он поехал по раздольицу чисту полю И подъехал ко войскам ко татарскиим. Не ясен сокол напущает на гусей, на лебедей Да на малых перелётных на серых утушек, Напущает-то богатырь святорусский А на ту ли на силу на татарскую. Он спустил коня да богатырского Да поехал ли по той по силушке татарскоей. Стал он силушку конём топтать, Стал конём топтать, копьём колоть, Стал он бить ту силушку великую, А он силу бьёт, будто траву косит. Его добрый конь да богатырский Испровещился языком человеческим: «Ай же славный богатырь святорусский, Хоть ты наступил на силу на великую, Не побить тебе той силушки великий: Нагнано у собаки царя Калина, Нагнано той силы много-множество, И у него есть сильные богатыри, Поленицы есть да удалые; У него, собаки царя Калина, Сделаны-то трои ведь подкопы да глубокие Да во славном во раздольице чистом поле. Когда будешь ездить по тому раздольицу чисту полю, Будешь бить ты силу ту великую, Как просядем мы в подкопы во глубокие, Так из первыих подкопов я повыскочу На тебя оттуль-то я повыздыну; Как просядем мы в подкопы-то во другие, И оттуль-то я повыскочу И тебя оттуль-то я повыздыну; Еще в третьи во подкопы во глубокие, А ведь тут-то я повыскочу, Да оттуль тебя-то не повыздыну, Ты останешься в подкопах во глубокиих». Еще старому казаку Илье Муромцу, Ему дело-то ведь не слюбилося, И берет он плетку шелкову в белы руки, А он бьёт коня да по крутым рёбрам, Говорил он коню таковы слова: «Ай же ты, собачище изменное, Я тебя кормлю, пою да и улаживаю, А ты хочешь меня оставить во чистом поле, Да во тех подкопах во глубокиих!» И поехал Илья по раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конем топтать да и копьем колоть. А он бьёт-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила не уменьшится. И просел он во подкопы во глубокие, Его добрый конь оттуль повыскочил, Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул. И спустил он коня да богатырского По тому раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конём топтать да копьём колоть.