Убедившись в безвредности еврейского религиозного раскола с государственной точки зрения, правительство узаконило его. Одним из пунктов «Положения» 1804 г. было разрешено сектантам в каждой общине устраивать свои особые синагоги и выбирать своих раввинов, с тем только, чтобы кагальное управление было общее для всех частей общины. Закон санкционировал то, что уже вошло в жизнь. Религиозный раскол давно стал совершившимся фактом, и междоусобица 1796—1801 гг. была только его заключительным актом. Но для кагальной организации, и без того потрясенной политическими переворотами, эта схизма имела печальные последствия. Кагалы, ослабленные внутренней борьбой, деморализованные доносами и вмешательством правительства, не могли дружно действовать в первые годы александровского царствования, когда правительство проводило свой план «преобразования евреев» и привлекало кагальных деятелей к участию в этом деле. Общины юго-западного края, находившиеся всецело под мистическим гипнозом хасидизма, очень слабо реагировали на тогдашний социальный кризис. Еврейские депутаты, дававшие свои отзывы на вопросы правительства в 1803 и 1807 гг., являлись преимущественно из белорусских и литовских губерний, где еще не совсем заглохла в еврейском обществе чуткость к реальным политическим интересам.
§ 52. Раввинизм и торжествующий хасидизм
В эпоху, когда в Западной Европе происходило крушение старых форм еврейской жизни, густые еврейские массы Восточной Европы оставались культурно неподвижными. Обе силы, управлявшие их духовною жизнью, раввинизм и хасидизм, ревностно охраняли все устои старого быта. Неизменною осталась традиционная система воспитания; старая школа — хедер и иешива — с ее исключительно талмудическим образованием давала питомцам большой запас умственной энергии, но не подготовляла к практической жизни: женщины совершенно оставались вне школы. Прочно держался патриархальный строй семьи с ранними браками (в возрасте 13—16 лет), с многолетним кормлением женатых младенцев в доме родителей, с подавляющим многочадием при обычной бедности, с ограничением физических потребностей до пределов истощения и вырождения. Эта патриархальная масса боялась всяких просветительных «новшеств», всякой попытки расширения ее умственного кругозора. Еще не столкнулись между собою религиозная и светская культуры. Борьба между хасидизмом и раввинизмом была глубоко захватывающей борьбой только за тип верующего внутри патриархальных общин; старая дисциплина книжно-обрядового типа боролась с волною восторженного мистицизма и слепым культом святых.