Если первый труд Иоста стоит ниже научной критики, то позднейшее его продолжение, трехтомная «Neuere Geschichte der Israeliten von 1815 bis 1845» (Берлин, 1846—1847), представляет значительную ценность, как свидетельство современника о событиях его эпохи. Тут Иост является простым хронистом, излагающим события своего времени по личным наблюдениям и современным источникам. История германских и австрийских евреев в эпоху первой реакции (в первом томе) изложена довольно подробно и облегчает исследователю поиски в тогдашней периодической печати и публицистике. Недостаточен, но местами полезен материал о положении евреев во внегерманских странах (во втором томе). Весьма поучительна третья часть книги, подробно трактующая о реформационном движении, в котором сам автор принимал участие: умеренные партийные тенденции Иоста можно отбросить, но остается ценность аутентичного материала. Разумеется, это не освобождает нового историка от обязанности изучить весь остальной материал той эпохи и позже опубликованные источники.
Через четверть века после этой монографии Иоста появился последний том классического труда Греца, посвященный эпохе от середины XVIII до середины XIX века, от Мендельсона до революции 1848 года (том XI, 1870). Верный своему методу, Грец и в этом томе излагает особенно подробно эпизоды из истории духовной культуры, не заботясь о полноте политического обзора и о соответствии частей в архитектуре воздвигнутого им здания. Из политической истории изложен только момент эмансипации во время французской революции и наполеоновской империи, мимоходом затронута эмансипационная борьба в Германии, а история русского еврейства совершенно отсутствует. Зато подробно изложена литературная история от Мендельсона до Гейне и Берне, Цунца и Гейгера включительно. Тут Грец часто дает пристрастные характеристики. Он резко осуждает не только берлинский салон, но и деятелей религиозной реформы, хотя сам далек от ортодоксального иудаизма. Смутно в Греце шевелилось чувство возмущения против тогдашней ассимиляции, но он еще не осмеливался выступать с лозунгом еврейской нации в среде, где еврейство не мыслилось иначе, как в виде религиозной группы в составе других наций. Помимо односторонности в подборе и освещении фактов — недостатка, искупаемого талантливым изложением, — последний том труда Греца имеет органический недостаток: это только ряд ярких эпизодов из истории конца XVIII и начала XIX века, но не систематический обзор всей социальной и культурной истории новейшей эпохи, вдобавок обрывающейся на 1848 годе.
На смену Иосту и Грецу пришел представитель третьего поколения эмансипированного германского еврейства, Мартин Филиппсон (1846—1916), автор трудов по политической истории Пруссии и Франции. В предисловии к своей трехтомной «Neueste Geschichte des jüdischen Volkes» (Лейпциг, 1907—1911) он аттестует обоих своих предшественников как людей с преимущественно теологическим образованием, а себя как политического историка, который во второй половине XIX века вращался в кругу сотрудников газеты «Allgemeine Zeitung des Judentums», издававшейся его отцом Людвигом Филиппсоном. Однако Филиппсон-сын в чем-то более существенном отличается от своих предшественников: те пришли к новейшей еврейской истории от первоисточников еврейского знания всех предыдущих эпох, между тем как он пришел туда из узкой сферы наблюдений своего времени, из ассимилированных кругов тогдашнего немецкого еврейства (судя по его книге, он не знал и еврейской литературы в подлиннике). Конечно, его историографическая техника сослужила ему службу: он правильно начинает новейшую историю с политического момента, французской революции и эмансипации 1791 года, группирует факты по странам и описывает еще не затронутую предшественниками эпоху второй половины XIX века. Его заслуга заключается в том, что он собрал из периодических изданий материал для истории эмансипации 1848 и следующих годов и в особенности для антисемитской реакции в Германии конца XIX века. Тут Филиппсон продолжает дело хрониста Иоста, именно хрониста, а не историка, ибо определенного критерия исторических процессов в данном случае у него нет. В общем он стоит на точке зрения умеренной ассимиляции и в силу этого не должен был бы признать еврейство нацией, тем не менее он озаглавил свою книгу «История еврейского народа», а не «История евреев». Но в тексте книги он забывает о заглавии и, например, по поводу мнения наполеоновского министра Порталиса, что евреи не религиозное сообщество, а отдельный народ, он восклицает: «Так стара эта ложь!» (том 1, с. 12 первого издания; во втором издании эта фраза опущена). Во втором же томе автор определенно говорит (с. 165): «А затем этот чистый национализм, который хочет превратить еврейство из религиозного сообщества в народность (Volkstum). Это бессмыслица» («Das ist ein Unding»)[67].
67
Редактор посмертного издания труда Филиппсона, брауншвейгский ландесрабинер Ригер, противопоставляет его идеи моей социологической и автономической концепции еврейской истории в следующих решительных выражениях: «История еврейства есть история его духовных ценностей. После утраты своей народной самостоятельности евреи почти не имели никакого влияния на свои внешние судьбы. Политические события в еврейской истории нужно оценивать только со стороны их воздействия на духовное содержание иудаизма. Нельзя говорить об отречении от еврейской автономии ради политического равноправия: эта мнимая автономия была, в сущности, только результатом равнодушия христианских государств по отношению к внутренним делам евреев». Отмечаем без комментариев эти странные замечания германского раввина, наследие эпохи ассимиляции.