В это переходное время в состав Российской империи вошло и древнее гнездо евреев и караимов на отнятом у татар Крымском полуострове, вместе со всей Таврической областью и обширной Новороссией (1783). По переписи, произведенной в 1784 году, в городах Крыма (Бахчисарай, Евпатория, Феодосия, Карасубазар) оказалось 469 еврейских домов среди 3262 татарских. Во время совместной поездки по Крыму Екатерины II и ее гостя, австрийского императора Иосифа II (1787), последний обратил особенное внимание на караимов Бахчисарая, которые занимались не только торговлею, но и земледелием.
Так на двух концах России, на севере и юге, закладывались основы будущего еврейского центра. В ближайшие три десятилетия в состав всепоглощающей империи войдет почти миллионное еврейское население Литвы, Украины и большей части Центральной Польши, доставшихся России по второму и третьему разделам, а затем по решению Венского конгресса (1793, 1795, 1815).
§ 6. Франция и «черта оседлости» в Эльзасе
В дореволюционной Франции существовала для евреев особая «черта оседлости»: полунемецкие провинции Эльзас (кроме города Страсбурга) и Лотарингия (Мец и Нанси). Это, в сущности, было продолжение германско-еврейского центра на территории Франции. 30 000 эльзас-лотарингских евреев[8] говорили на немецко-еврейском диалекте и были культурно связаны с германскими ашкеназами, от которых политически оторвались за сто лет до революции. Сефарды Бордо и Южной Франции не хотели иметь ничего общего с эльзасскими ашкеназами и создали даже теорию о происхождении этих двух групп от различных колен Израилевых. Свой родной португальский язык сефарды-португезы давно уже заменили французским и вообще старались ассимилироваться с окружающей средой. С другой стороны, эта привилегированная группа богатых коммерсантов старалась отмежеваться от своих бедных соседей в Авиньоне и папских владениях Южной Франции, туземных евреев, на которых режим гетто наложил особый отпечаток. В Париже эти три группы занимали неодинаковое социальное положение: сефарды считались законными основателями новой еврейской колонии в столице, между тем как ашкеназы и авиньонцы допускались туда лишь на временное жительство и много терпели от произвола полицейских властей.
В последнее десятилетие перед революцией еврейский вопрос особенно обострился в Эльзасе. Экономическое положение эльзасских евреев отчасти напоминало положение в польской Украине и Галиции; здесь тоже еврейские массы распределялись между городом и деревней, занимаясь кроме торговли и ремесла сельскими арендами и шинкарством; но в Эльзасе, к несчастью, была гораздо более развита опасная профессия денежной торговли в форме выдачи мелких процентных ссуд крестьянам и мещанам. Сами представители эльзасского еврейства подали в 1780 г. правительству записку, в которой заявили, что только бесправие и ограниченность источников пропитания заставляют евреев заниматься ссудою денег, которая стала источником их несчастий (la source de leurs malheurs). Должник-христианин, зная о непрочном положении еврея, которого в любой момент можно выгнать из данного места, часто брал ссуду без намерения возвратить ее. Это увеличивало риск кредита и заставляло кредитора брать ростовщические проценты. Отсюда ряд столкновений и судебных процессов, несчастное положение еврея, как эксплуатируемого эксплуататора, общее презрение к нему, превращение слова «juif» в синоним «usurier» (ростовщик). На этой почве выросла в 1780 г. грандиозная афера Гелла, организовавшего массовую подделку платежных расписок, которыми погашались выданные христианами евреям долговые обязательства.
Старый порядок достиг своей цели: он сделал еврея бесправным, а потому презираемым. Еврея заставляли все покупать: право жительства, передвижения, промысла; его заставляли платить за каждый глоток воздуха, которым он дышал, за каждую пядь земли, на которой ему дозволяли стоять. Что же мог он делать, как не жадно гнаться за деньгами, дававшими ему право получать то, что другим давалось без денег? Дворяне, или сеньоры, выжимали из живших в их имениях евреев последние соки. Давая за крупную ежегодную подать «право жительства» еврею, сеньор не гарантировал такого права его детям, когда те вырастали; подросшему сыну приходилось часто покидать родительский дом из-за нежелания сеньора дать ему право жительства. И когда евреи жаловались на этот произвол в Верховный Совет Эльзаса (Conseil souverain d’Alsace), они получали такого рода ответы: «Еврей не имеет определенного местожительства; он осужден на вечное скитание. Этот рок за ним следует всюду и говорит ему, что он не может себе позволить прочную оседлость. Поэтому возмутительно (revoltant), что лицо из этой осужденной нации (nation proscrite) хочет понудить сеньора признать его и дать ему право покровительствуемого на том основании, что сеньор соблаговолил допустить отца этого еврея жить в своих владениях и что этот еврей там родился... Еврей не гражданин и не горожанин (ni citoyen, ni bourgeois); право жительства в каждом данном месте может ему давать только сеньор, который волен и выселять его в случае надобности».
8
По переписи 1784 года в Эльзасе числилось 19 624 евреев, а фактически было не менее 25 000, так как многие не регистрировались. Если сюда прибавить 480 семейств, проживавших по легальной норме в Меце, и 180 семейств