И вот по всему фронту прусского еврейства дан был лозунг «патриотического» протеста. Организатором протеста был д-р Людвиг Филиппсон, энергичный редактор «Всеобщей газеты еврейства» («Allgemeine Zeitung des Judentums»). Представители 84 общин подписали составленную Филиппсоном петицию на имя короля, в которой умоляли не лишать евреев обязанности и чести служить в армии. «Мы перестали бы быть настоящими пруссаками, если бы лишились безусловной обязанности служить в армии», — писали петиционеры. Многие другие общины посылали королю петиции об успокоении умов путем осуществления равноправия (1841—1842). Этот поток петиций заставил правительство откликнуться. 5 мая 1842 г. министр внутренних дел Рохов объявил представителям берлинской общины, что король желает не ухудшить, а улучшить положение евреев, устранить тягостные ограничения личных прав и гарантировать большую самостоятельность еврейским корпорациям. «Но вместе с тем, — прибавил министр, — его величество считает необходимым, чтобы все эти гарантии были связаны с условиями, вытекающими из сущности христианского государства, в силу которых недопустимо предоставление евреям административной власти над христианами или вообще прав, могущих нанести ущерб христианскому общественному строю». К этому ответу правительство присовокупило мало успокоительное заявление, что оно вырабатывает новый «закон о евреях» (Judengesetz), который скоро будет обнародован. И действительно, министерские канцелярии оживленно сносились с провинциальными властями, собирая материал по еврейскому вопросу.
Общественное возбуждение не улеглось. Кроме петиций, оно нашло себе исход в массе брошюр и газетных статей, где страстно дебатировался вопрос о равноправии. В этом хоре голосов снова громко зазвучал голос Риссера. В книге, озаглавленной «Опасения и надежды относительно будущего положения евреев в Пруссии» (ноябрь 1842), он осветил вопрос с наиболее существенной его стороны — национальной, затронутой в королевском проекте. Исходным пунктом своего рассуждения Риссер взял одну инспирированную газетную статью, где обосновывалась новая официальная доктрина. Согласно этой доктрине, «удивительный» исторический факт сохранения иудаизма объясняется тем, что в нем идеи религии и национальности тесно связаны; следовательно, в интересах еврейства отстаивать все, что поддерживает эту животворящую связь, и государство не должно делать ничего, что повело бы к «амальгамированию» евреев с окружающими народами. Риссер подробно анализирует это мнение. Еще недавно, говорит он, все официальные возражения против равноправия сводились к тому, что евреи — отдельная нация, и все усилия защитников эмансипации были направлены к опровержению этого мнения, а теперь правительство выступает за сохранение еврейской национальности. Верно, что некогда религия и национальность в еврействе были тесно связаны, но в ходе истории «иудейство сохранилось не благодаря этой связи, а вопреки ей». Еврейство перенесло кризисы истории потому, что в нем национальный, земной элемент был всегда подчинен духовному, чисто религиозному, высшей идее Божества. Национальное тело народа умерло, его душа — религия — сохранилась. Без почвы, государства и языка нет нации, и еврейство давно перестало быть нацией. Из материальных признаков уцелело только «племенное родство» (Stamm-Verwandschaft), но эта сила недостаточна для сохранения единства рассеянного народа. Прежнее замкнутое, обособленное существование диаспоры не было результатом свободного выбора, а навязывалось извне, отвержением и гнетом со стороны окружающих. То «корпоративное» устройство евреев, которое теперь еще кое-где сохранилось, есть плод бесправия и гнета, «гнилое пятно еврейской жизни». И «в этом именно жалком пережитке, — восклицает Риссер, — лежит будто бы начало сохранения «удивительной» жизненной силы иудейства!» Нет, мы в диаспоре никогда не отстаивали своей национальности. «Борьба, возложенная на нас судьбою, никогда не была борьбою нации с нацией, а борьбою угнетенной религии с фанатизмом, свободы духа с насилием, человечности и нравственности с варварством». Правительство заботится о сохранении еврейской национальности; но почему же оно не заботится о сохранении польской национальности, а напротив — борется с нею? Потому что поляки — живая нация, представляющая опасность для государственного единства; с евреями же, бессильною тенью нации, можно беззаботно играть. Нам говорят, что не будут поощрять нашей амальгамации с немцами, — хорошо: не поощряйте, но не мешайте ей! «Иногда мне хочется думать, — кончает Риссер, — что весь этот проект есть только испытание, от результата которого зависит признание зрелости евреев для вступления в государственный союз в качестве полноправных граждан. Если так, то надо признать, что прусские евреи выдержали этот экзамен».