Между тем подготовлял свои реформы, как щит против восстания, начальник гражданского управления в Варшаве маркиз Велепольский, посредник между русским правительством и польским обществом. Среди этих реформ, направленных к частичному восстановлению автономии Польши и улучшению положения крестьян, был и пункт о «равноправии евреев». 24 мая (5 июня) 1862 г. Александр II подписал указ, разрешавший евреям в польских губерниях:
1) приобретать недвижимость в помещичьих имениях;
2) селиться свободно в запрещенных ранее городах и частях городов, не исключая и тех, которые расположены в 21-верстной полосе вдоль прусской и австрийской границы;
3) быть свидетелями на суде наравне с христианами и присягать по новой, менее унизительной формуле.
Предоставляя эти права польским евреям, в надежде на слияние их с местным христианским населением, указ запрещает им впредь употреблять древнееврейский и «еврейско-немецкий» язык в договорах, завещаниях, обязательствах, в торговых книгах и коммерческой корреспонденции. В заключение указ поручает «административному совету» Царства Польского пересмотреть все прочие законы, ограничивающие свободу промыслов еврейского населения и выработать проект изменения их. Этот закон, отменивший только часть правоограничений без признания гражданского равноправия, не мог удовлетворить еврейских патриотов Польши, которые надеялись добиться полной эмансипации после успеха польского восстания.
А восстание все разгоралось... Наступил фатальный 1863 год. Манифестации на улицах сменились кровавыми сражениями инсургентов с русскими войсками в лесах Польши и Литвы. Революционный «Жонд Народовый» выпустил на польском и еврейском языках прокламацию под заглавием «Национальное правительство к братьям-полякам Моисеева закона». В ней предлагалось сравнить в прошлом польскую политику по отношению к евреям с «московскою». «Польша не выгоняла вас ни из одного места, Москва же перебрасывала вас из одного угла в другой. В Польше не было преследований и ложного обвинения в употреблении человеческой крови (?), а в России это обвинение воскресает даже в наше время». Воззвание кончается предсказанием в пророческом стиле: «И свершится, когда с помощью Божией освободим страну от московской неволи, мы сообща будем наслаждаться миром; вы и дети ваши будете пользоваться всеми гражданскими правами без ограничений, ибо народное правительство не будет спрашивать о вере и происхождении, а только о месте рождения» ... Эти торжественные обещания толкали многих молодых людей в ряды повстанческих легионов, в которых участвовали еврейские добровольцы из русской, прусской и австрийской Польши. Одни геройски гибли в сражениях, другие попадали в русский плен. Только в Литве евреи не сочувствовали восстанию, ибо больше верили в либерализм русского правительства. Здесь польские повстанцы вешали или расстреливали тех евреев, которых подозревали в сочувствии русской армии (особенно в Гродненской губернии). Эта русская ориентация литовских евреев спасла их впоследствии, после подавления «мятежа», от расправ свирепого русского диктатора Муравьева. Косвенно, однако, польское восстание имело печальные последствия для евреев всей империи: оно содействовало общему повороту от либерализма к реакции в правящих кругах России и дало толчок той политике русификации Западного края, которая причинила немало вреда и еврейскому населению.
§ 46. Еврейский вопрос под знаком русификации
Явный уклон в сторону реакции, обозначившийся во второй половине царствования Александра II, не мог не отразиться и на еврейском вопросе, который не был разрешен частичными реформами — «облегчением участи» некоторой части народа. Общая реакция выразилась в том, что после первых великих реформ — крестьянской, земской и судебной — правительство считало задачу обновления России оконченною и упорно отказывалось «увенчать здание» (как тогда выражались) введением конституции и политических свобод. Пропаганда либеральной конституции каралась, как государственное преступление. Загнанное полицейскими и цензурными мерами в подполье, освободительное движение приняло среди молодежи форму революционного брожения, а наткнувшись на жестокие репрессии, оно повернуло на путь террора, омрачившего последние годы Александра II.